- Владимир Викторович, когда речь заходит о среднем бизнесе (малый в случае неудачной политики хозяина гибнет сразу), то есть целый ряд примеров, когда среднее предприятие длительное время находится в состоянии клинической смерти, но продолжает оставаться в руках тех, кто его убил.
Вот простой пример. Киржачский шелковый комбинат (город Киржач Владимирской области, примерно 90 километров от столицы) фактически уже много лет по большей части стоит и не работает. Это было одно из немногих в России предприятий, выпускавшее «военные» ткани: парашютный шелк, коландр, авиазент и так далее. И вот в 90-е годы военные заказы закончились, хотя этот товар начали расхватывать кооператоры, шившие разнообразную спортивную одежду и туристское снаряжение. Но руководство госпредприятия не смогло или не захотело работать не с единым крупным заказчиком, а с множеством мелких. И вместо того, чтобы выйти нормально на рынок и спасать комбинат, они его угробили и закрыли.
Люди сидели без работы и без зарплаты. В жилом поселке комбината зимой не было отопления. В общем, все прелести кризисных времен. Сейчас один из цехов купили немцы. Хотели купить еще один, но не сговорились по цене: люди, которые все разрушили, хотели получить побольше. Во всяком случае именно такую историю мне рассказал бывший работник комбината, ездящий сегодня на работу в другой город.
- Это что – первоначально было рейдерским захватом?
- Нет. Это – полная беспомощность людей, руководивших производством в советские времена. Государство в начале 90-х спихнуло завод якобы трудовому коллективу, на самом же деле – его руководству. А оно, увы…
- Понятно, это – остатки старых процессов, которые в России в общем уже завершаются.
- Они действуют, к сожалению, до сих пор. Вот сейчас, когда немцы купили что-то и наладили производство, эти руководители поняли, что кто-то может и работать, и прибыль получать. И они хотят в этой прибыли поучаствовать.
- Видите ли, эти руководители, по большому счету, не предприниматели. Это – остатки тех процессов, когда недвижимость оказывалась в руках либо наиболее предприимчивых людей, либо номенклатурных работников, сидевших в нужном кресле, на собственности. Но последние совсем не обязательно могли стать эффективными собственниками и менеджерами.
И чем быстрее в оборот будут включены еще не включенные в него остатки неэффективно используемой собственности, тем быстрее рыночные механизмы будут приходить в норму.
- А есть у нас регуляторы, которые могут ускорить эти процессы?
- Регулятор, на самом деле, есть только один: если собственность предпринимателя не работает, у него не должно быть возможности сидеть на ней вечно. Есть налоговые регуляторы – налоги на имущество. Если имущество простаивает, то налог с него, даже невысокий, нужно платить все равно платить каждый отрезок времени. Любой собственник, даже если он по сути не предприниматель, вынужден задействовать простаивающие фонды, чтобы они окупались, или должен будет просто избавиться от них. А если все простаивает и только разрушается, он должен искать средства, чтобы заплатить налог на эту собственность.
- Но если имущество разрушается уже лет 15, а хозяева могут крутить носом и требовать за него больше денег?
- А это уже свидетельствует о неэффективности государства. Если там долги по налогам, еще по чему-то, они должны быть обращены на имущество, и его должны продать с аукциона или любым иным способом выставить на рынок, ввести в экономический, хозяйственный оборот. Если это не сделано – все вопросы к государственной власти. А если государственные органы не выполняют своих функций, ареал их ответственности приходит в упадок.
- Вот в связи с этим еще один вопрос. Мы живем в городе, куда ежедневно на работу приезжает свыше 3-х миллионов людей из ближнего и дальнего Подмосковья, из ближайших областей. Кто-то утром приезжает и вечером уезжает, кто-то по пять дней кантуется в столице, а на выходные едет домой. И это себя оправдывает.
Слышал я как-то в автобусе, ехавшем из Москвы в Переславль-Залесский, что в Ярославской области шофер никак не может заработать больше 16 – 18-ти тысяч, а в столице на автолайне, да еще слегка подхалтуривая, зарабатывает все 60. Правда, жить здесь приходится в каком-то общежитии, видеть семью только по выходным, но смысл в такой жизни все равно есть.
Вот при советской власти в Москву ездили за колбасой, а теперь – на заработки.
- Да, Москва – крупный работодатель. И это значит, что в Москве, при всей неэффективности ее административной системы, есть рынок, в том числе рынок труда, который в ближних к нам областях развит пока недостаточно.
- Но почему? Ведь есть в провинции и производственные мощности, от которых столица сейчас как раз избавляется.
- Но вы частично сами ответили на этот вопрос, рассказав историю о собственнике, развалившем свое предприятие, полученное когда-то задарма. В Москве его актив быстро перешел бы к людям, которые использовали бы его эффективно. А раз здесь активы используются эффективно, то и нужны рабочие руки, за которые работодатели готовы платить нормальные деньги. И люди едут работать в столицу.
- Да, к тому же еще во многих провинциальных городах действует до сих пор фактор криминала.
- Есть и такой фактор. Наш институт работает сейчас по ряду проектов в Великом Новгороде. Это регион, где несколько лет назад чуть ли не подмял под себя власть, и региональную, и муниципальную. В город не впускались конкуренты, не приходили инвестиции. Туда попыталось прийти «Эльдорадо», так его даже поджигали. Своих предпринимателей, решавших сотрудничать с «чужаками» или просто действовавших самостоятельно, убивали. А в итоге получился застойный неразвивающийся регион и город. Хорошо, сейчас пришла новая команда, криминал жестко потеснен, есть возможность начать исправлять ошибки…
- Но ведь в свое время в Новгородскую область приходили иностранные компании.
- Да. Известен проект с кондитерским концерном «Cadbury Schweppes». Но это было в 90-е годы, до того, как местный криминал почувствовал себя всесильным. Криминальный бизнес надо выкорчевывать, иначе он выкорчует всех остальных.
- А чиновничий бизнес?
- А чиновничий бизнес – это и есть зачастую криминальный бизнес, один из его видов. Ведь по закону чиновник и бизнес несовместимы.
- Но во всем мире есть фирмы, афилированные с некими госструктурами.
- И у нас это есть. Но с этими вещами можно бороться, если развитие общества будет нормальным, эволюционным, без революций, которые были у нас в 1917 году, в 1991-м, 1993-м. Если революций не будет, эволюция все приведет в порядок. Это – как английский газон, который надо постригать не одно столетие, чтобы он стал нормальным газоном.
Ведь скажем честно: что было у нас в 90-е годы? У нас вообще не было никаких правил игры, а сейчас правила есть. Пусть они чересчур избыточные, жесткие, но они есть.
- Не для всех.
- К сожалению, не для всех. Как говорил генерал Франко: друзьям – все, а остальным – закон. Но я уверен, что этот этап нашей жизни тоже закончится, закон будет один для всех. И эволюционное развитие продолжится.
Беседовал Владимир Володин