Заключительная часть беседы с Андреем Яковлевым посвящена глобальным проблемам.
- Андрей Александрович! С Вашей точки зрения, в связи с тем, что выявилось в пандемию, должно ли начаться ускорение смены мировых систем?
- Проблема в том, что есть уровень экономики, и есть уровень политики.
Что видно из нашего текущего проекта в ВШЭ по анализу реакции на кризис со стороны крупных отраслей российской экономики?
Возьмём IT-сектор. Считалось, что он выигрывает от истории с пандемией. Но это не так: в отрасли есть сегменты, которые безусловно выиграли, но были и те, которые явно провалились. Это касается разработки программного обеспечения для туризма, ресторанного бизнеса и так далее. Очевидно, что выиграли те, кто предоставлял услуги видео-конференцсвязи (типа Zoom). Выиграли те, кто занимался разработкой и поддержанием корпоративных систем, которые были востребованы для обеспечения удалённого доступа. Но одновременно многие компании вынуждены были приостанавливать текущие проекты, которые были нужны им для поддержки своего основного бизнеса: кризис, нет денег. В целом IT-сектор всегда и везде резче реагирует на экономическую динамику: в периоды общего роста экономики он растёт быстрее, а в периоды кризиса падает глубже других отраслей. Российский IT-сектор, как и вся российская экономика, в целом просел меньше, чем на Западе. Там спад оказался сильнее. И произошло это потому, что у нас в этой сфере очень велика доля государства, а государство продолжало платить по госзаказам, и сжатие поэтому было меньше. Есть, конечно, скепсис по поводу того, что в будущем году государство может уменьшить объём заказов, и это ударит по тем, кто сейчас выживает за его счёт.
Но в итоге, если судить по реакции, особенно на уровне фирм, нет осознания, что мы переходим в другую реальность. Скорее произошло некоторое ускорение процессов, которые уже шли до того.
Из обзоров западных IT-рынков мы видим иную картину: там гораздо больший спад, но там люди осознают, что это – новая реальность, новые вызовы. И они начинают думать о том, что надо куда-то двигаться дальше. Так активно обсуждаются и развиваются технологии телемедицины (чего пока нет у нас). А дело в том, что там выше конкуренция, и она приводит к тому, что реакция оказывается острее: люди вынуждены думать о том, что будет дальше.
У нас доминирование государства в экономике оказалось неким стабилизатором. Но одновременно оно же приводит к тому, что в результате слабой конкуренции люди пока не осознают реальных масштабов проблем и реальных вызовов. Это оценка применительно к ситуации с экономикой.
Ситуация с политикой печальнее, поскольку здесь осознания новых вызовов, к сожалению, не происходит ни у нас, ни у них. Может быть, к этому в какой-то степени готова та же Европа, поскольку там (за исключением Великобритании) лет 15 – 20 назад уже начали заниматься экологией. И выводы, которые можно сделать из истории с коронавирусом, как раз ближе к экологии, хотя здесь и другой срез проблемы. Но в обоих случаях в конечном счете речь идет об изменениях в моделях потребления.
И тем странам, которые начали уже много лет назад внедрять другие модели потребления энергии, другие модели переработки отходов, будет легче адаптироваться к истории с коронавирусом.
В Европе всё тоже не просто, но им будет легче двигаться к поиску решений, чем нам. Примером тут может служить ситуация в Германии и Швеции, выбравших принципиально разные методы борьбы с пандемией, но поскольку здесь имелись механизмы диалога и коммуникаций как между элитами, так и между элитой и обществом, они гораздо легче достигли согласия. А это даёт возможность легче вырабатывать ответы на новые вызовы.
Там же, где коммуникации искусственные, как у нас, или находятся в явном кризисе, как в США или Великобритании, там всё будет сложнее и печальнее. При этом ответов пока нет вообще. В лучшем случае где-то начался поиск ответов. У нас этого нет ни в политике, ни в экономике, а в США это в какой-то степени есть в экономике, но нет в политике.
- Андрей Александрович, если попытаться «разложить по полочкам» уроки пандемии для России: какие выводы надо сделать, что должно измениться? А главное – изменится ли что-то? Ваше мнение.
- Что касается России, то мы здесь пока не дошли до полноценных уроков, они нас ещё ожидают, и с точки зрения экономики, и с точки зрения политики.
У нас перед глазами есть сильный и грустный пример под названием Белоруссия. Понятно, что история никогда и нигде не повторяется, но белорусский пример важен для нас – прежде всего потому, что Лукашенко всегда был совершенно очевидным популистом. Придя с этим к власти много лет назад, он совершил фундаментальную ошибку (для себя лично) как раз с коронавирусом, посчитав, что это – полная фигня. Это было мнение, вытекавшее из его личного понимания, уровня культуры и всего остального. А Лукашенко выстроил в Белоруссии систему так, что, в отличие от нас, там нет никаких «башен Кремля», есть только он – и всё. Это система подконтрольна только одному человеку: есть он, подконтрольный ему госаппарат и, на самом деле, сильно зависящий от него бизнес: никакого независимого бизнеса там нет, есть госпредприятия, оставшиеся с советских времён, и, в лучшем случае, какие-то частные компании, контролирующиеся людьми из окружения Лукашенко (за исключением ИТ-бизнеса, который развился благодаря свободе, предоставленной этому сектору по недосмотру Лукашенко, а точнее в силу непонимания им самим значимости этого сектора в современной экономике). И в такой модели отсутствия противовесов и альтернатив ошибка лидера (а точнее – цепочка ошибок) может оказаться фатальной для всей выстроенной системы.
К чему я говорю это? К тому, что Лукашенко видимо всерьез считал, что коронавирус вполне лечится народными средствами: питьём водки и хождением в баню. А в итоге люди, голосовавшие за него на всех выборах, увидели, что их бросили: у них стали болеть родственники, друзья, знакомые, а их в больницы не брали, смерть от коронавируса не фиксировали. Это было первое. Второе – он попытался максимально зачистить всех оппонентов, но при этом исходя из своих патриархальных взглядов на жизнь решил, что женщина не может быть ему конкурентом – за неё не проголосуют. В итоге он настроил против себя большую часть белорусского общества и сам создал условия для максимальной консолидации оппозиции. Результат мы все видим.
Наши власти коронавирус не отрицали, но поддержка экономике хоть и оказывалась с задержкой на два месяца, но не идёт ни в какое сравнение с тем, что было сделано, например, в той же Германии. Там деньги начали выдавать через две недели после объявления карантина.
Да, там кто-то пытался что-то из этих денег украсть, но правительству было важнее дать бизнесу деньги, чем предварительно выстраивать процедуры, как бы кто чего не украл. А у нас на выстраивание этих процедур ушло два месяца, и только потом стали давать деньги.
Или история с той же медициной. Это сложнее, чем давать в кризисной ситуации деньги бизнесу: врачей не напечатаешь.
- Безусловно.
- То, что будут давать доплаты, не повысит их квалификацию. А в итоге от оптимизации последних лет с точки зрения квалификации врачей, к сожалению, ситуация стала только хуже. И поэтому происходит негативный отбор, который чреват падением качества системы.
Да, прямого повторения истории с Белоруссией не будет – будут другие формы и другие масштабы. Мы за время пандемии уже прошли историю в Башкирии, где власть смогла остановиться раньше, чем в Шиесе, где все дотянули до последнего. При этом продолжается до сих пор история в Хабаровске с Фургалом, где люди месяцами выходят на митинги. В итоге всего этого происходит накопление очень сильного раздражения.
И если в Белоруссии всё упиралось в одного человека, то у нас верховная власть может даже хотеть только хорошего, но на более низких уровнях сидят люди, которые ради своих интересов могут довести ситуацию в том или ином месте до крайности. И только потом, спустя какое-то время, будет принято политическое решение. В такой большой и разнородной стране, как Россия, нельзя все решения принимать из центра. Для того, чтобы разрешать возникающие на местах вопросы, нужно исходить из местного контекста. Но для этого на местах должны быть люди компетентные, адекватные и мотивированные к такой работе, а наша система порождает таких людей лишь в порядке исключения.
- А тут ещё и коронавирус.
- Коронавирус и экономический кризис наложились у нас на целый ряд старых проблем, и это только усугубляет ситуацию. И при этом адекватной реакции со стороны элит верхнего уровня пока не видно.
Между тем коронавирус – это не конец всех наших проблем, за ним будут другие события, проблемы будут и дальше, и проблем будет больше. Шок от эпидемии, как было и с шоком от предыдущего кризиса, пока недостаточно силён, чтобы пришло осознание необходимости изменения существующей сегодня модели. Поэтому в ближайшие годы нас будет ожидать стагнация с все большим накоплением проблема – до тех пор, пока система не рухнет в силу ошибок в политике или сильных внешних шоков.
Но и это само по себе не гарантирует нахождения решений, отвечающих новым вызовам. Как я говорил уже три года назад, мир радикально меняется, но при этом он стал и уже останется глобальным. И поэтому выстроить адекватную политическую и экономическую реакцию на вызовы безопасности (включая лежащие в их основе последствия неравенства), а также на экологические и эпидемиологические вызовы нельзя на уровне одной отдельно взятой страны. Это придётся делать на глобальном уровне. И для этого новым российским элитам, которые рано или поздно придут на смену нынешним, нужно будет думать о месте и роли России в мире, о том, что Россия может предложить миру, и на этой основе договариваться о взаимодействии с элитами других стран.
Беседовал Владимир Володин.