http://slon.ru

Новый «Глобальный мониторинг предпринимательства» за 2012 год показал, что российские предприниматели опять сильно выделились на общем фоне. Мало того, что россияне реже создают новые бизнесы, чем жители других стран Центральной и Восточной Европы, так еще и сам уровень предпринимательской активности в России удивительно стабилен. В большинстве стран мира она демонстрирует «приливы» и «отливы», иногда довольно значительные, и колеблется вокруг некоторого естественного уровня под влиянием в первую очередь экономической конъюнктуры. В России же и в тучные годы, и в годы кризисные бизнес-активность неизменно остается на уровне чуть выше плинтуса. 

Почему это так? Неужели русские менее креативны или больше боятся рисков? Как мне кажется, все дело в том, что предпринимателей в России надо искать в других местах. И я не имею в виду места заключения (хотя и там их вполне достаточно).

Недавно умерший британский историк-марксист Эрик Хобсбаум однажды заметил: «Обычно предполагают, что экономика частных фирм автоматически настроена на инновации, но это вовсе не так. Она настроена только на извлечение прибыли». А прибыль может извлекаться из самых разных видов активности – отнюдь не только инновационно-ориентированных, но и связанных с «отъемом и перераспределением». Этот отъем может быть более или менее легитимным, когда его ведут государство или иные институты в пределах своих полномочий, но может быть связан и с деятельностью разных групп, добывающих ренту путем насилия. 

Благосостояние и экономическая динамика обществ, подчеркивал американский экономист Уильям Боумол, сильно зависят от того, в какой пропорции «предприимчивые» люди распределяются по разным типам активности. Процветающими чаще оказываются те страны, где предприниматели в большей степени вовлечены в создание новых благ и инновации, связанные с этим процессом. И наоборот, общества, где прямое насилие обеспечивает более высокую отдачу, чем производительная деятельность, на длинных отрезках времени попадают в категорию стагнирующих. Но почему один выбирает производительное предпринимательство, а другой – непроизводительное?

Стратегия, основанная на отъеме, может быть более рациональной, если разность между совокупным доходом и издержками на основе рентного поведения выше, чем разность между совокупными доходами и издержками на основе производительного предпринимательства. Такой выбор – при том, что он ограничивает общественное развитие, так как постоянная угроза изъятия доходов снижает стимулы к производительной деятельности, – совершенно рационален для отдельных лиц при некоторых условиях. 

Давайте попробуем сравнить условия, благоприятствующие производительной и непроизводительной (деструктивной, как называет ее Боумол) предпринимательской деятельности. Для успеха производительного предпринимательства прежде всего требуется, чтобы были де-юре определены права собственности и чтобы они поддерживались государством или иной внешней силой эффективно и при минимальных издержках для собственника. Чтобы начать заниматься непроизводительным предпринимательством, достаточно, чтобы права были определены де-факто, а enforcement в таком случае может осуществляться самостоятельно или некой «крышей». 

Далее: производительное предпринимательство требует предварительных вложений – в физический капитал (средства производства, рабочую силу), человеческий капитал (знания, навыки) и социальный капитал (встроенность в предпринимательские сообщества, полезные деловые контакты и прочее). Непроизводительное предпринимательство может сильно сэкономить на физическом капитале, и человеческий капитал здесь требуется специфический, далеко не всегда связанный со знанием технологии производства и ведения бизнеса. А социальный капитал заключается скорее в наличии полезных связей в государственных органах. 

Теперь сравним риски. У «классического» предпринимателя их целый букет, прежде всего коммерческие. У «непроизводительного» предпринимательства коммерческих рисков в собственном смысле слова нет: формально бизнесом оно не является, а значит, выручка – это премия только за политические риски (возможность, что человека снимут с хлебного места и тому подобное). 

Наконец, доход в производительном предпринимательстве – это выручка за минусом налогов и прочих формально установленных сборов и отчислений. Конечно, непроизводительный предприниматель тоже должен делиться со своими партнерами и «крышевателями». Но если производительный предприниматель, оценивая эффективность своей деятельности, соотносит прибыль со всем объемом вложенных ресурсов, то непроизводительный – только с затратами на то, чтобы занять должность и оказаться поближе к рычагам перераспределения. 

В итоге рациональный расчет показывает: при некоторых условиях (в частности, это слабость прав собственности, низкая политическая стабильность при открытости внешних рынков, экспорта и импорта) самый выгодный вид предпринимательства – это занятие чиновничьей должности с правом решать, согласовывать, координировать, контролировать и так далее.

Можно возразить: но ведь непроизводительное предпринимательство кажется менее затратным, чем производительное, везде и всегда! Значит, везде и всегда  у предприимчивой части общества должны быть сильные стимулы заняться прямым разбоем или завуалированным вымогательством мзды! Да, именно поэтому во всех современных обществах существуют и криминальный бизнес, и коррупция в госаппарате. Но есть и системные ограничители этого рационального выбора, которые не позволяют деструктивному предпринимательству стать массовой формой экономического поведения – начиная с разделяемых большинством членов общества норм и правил общественной морали и заканчивая подконтрольностью государственных институтов и отдельных чиновников гражданскому обществу (включая независимые массмедиа). Именно поэтому в высокоэффективных экономиках непроизводительное предпринимательство носит маргинальный характер. 

В экономиках с низкой производительностью труда действует другой ограничитель: поскольку непроизводительное предпринимательство само по себе ничего не производит, то и перераспределять особенно нечего. И только там и тогда, где возникают постоянные устойчивые потоки доходов от каких-либо природных ресурсов – тех же нефти или газа, – а общественные сдержки в силу разных причин не работают, непроизводительное предпринимательство быстро развивается. В такой экономике самые успешные виды бизнеса – «политическое» и «силовое» предпринимательство (о последнем читайте захватывающую книгу Вадима Волкова). 

Теперь давайте посмотрим на изменение численности субъектов малого и среднего предпринимательства – это самый массовый сегмент классического производительного предпринимательства – и сравним его с динамикой численности чиновничества в России. По данным Росстата, с 2002 по 2010 год число малых предприятий выросло примерно вдвое – с 880 тысяч до 1,6 млн (сравнение довольно грубое, так как с 2008 года методика учета МСП несколько изменилась). Число работников федеральных государственных органов за тот же период, по данным Росстата, выросло с 590,3 тысячи до 868,8 тысячи, а региональных госорганов – с 206,6 тысячи до 272,6 тысячи. Число госслужащих растет хоть и медленнее, чем число малых бизнесов, но не так уж от этих темпов отстает.

Разумеется, к статистике следует относиться осторожно. Во-первых, помимо малых предпринимателей есть еще индивидуальное предпринимательство, средний бизнес, наконец, крупные бизнес-структуры. Далее, значительная часть предпринимательской активности осуществляется, по-видимому, в неформальной сфере. С другой стороны, далеко не каждый чиновник обладает возможностями, да и намерениями выступать в роли «политического предпринимателя». Не всякий чиновник и имеет дело с предпринимателями – значительной их части кормиться за счет перераспределения доходов от предпринимательства затруднительно. Наконец, возможности снятия сливок распределены весьма неравномерно: в области организации госзакупок возможности для получения рентных доходов, вероятно, на порядок выше, чем в области регистрации юридических лиц или даже проведения санитарных проверок.

Но даже эта динамика свидетельствует о многом. А если теперь посмотреть на бурное развитие госкомпаний, близких к государству общественных организаций и фондов, а также частных компаний, пользующихся покровительством государства, кто после этого скажет, что в России не растет предпринимательство? Просто «предпринимательство» это – в условиях сложившейся социально-экономической и политической модели – ориентировано скорее на перераспределение ренты, чем на генерирование инноваций.