Мы продолжаем беседу с Виктором Харченко о работе над проектом, связанным с проблемой незаконного оборота промышленной продукции.

- Виктор, мы с Вами остановились на том, что технической мерой защиты от незаконного оборота автомобильных запчастей является маркировка. И это – действенный способ борьбы с незаконным оборотом промышленной продукции. Как это будет выглядеть?

- Для каждой продукции устанавливается  маркировочный код, занесённый в информационную систему, который можно проверить. Существует рынок услуг по нанесению, например, лазерной маркировки на автомобильные запчасти.

Например, у КАМАЗа  (ООО «АвтоЗапчасть КАМАЗ») уже внедрены такие системы, что можно посмотреть на запчасть, где забит специальный номер, зайти на сайт, ввести этот номер и проверить: выпускалась конкретно эта деталь на заводе или нет, аналогичную процедуру можно сделать с помощью sms или вообще по звонку оператору.  Компания  Bosch KeySecure System внедрила специальное мобильное программное приложение для считывания голограммы с упаковки автозапчасти. Это мы говорим про истории с бизнесом.

Что касается государства, то с 12 августа у нас и в остальных 4 страх ЕАЭС обязательно маркируются специальными метками все меховые изделия.

Тенденция, куда мы двигаемся, понятна: мы развиваем средства технической защиты.

Однако эти средства – ещё не всё: есть и другие способы борьбы с незаконным оборотом продукции. Это и ужесточение наказаний, и более пристальное внимание к тем субъектам рынка, кто однажды уже нарушил закон или по каким-то признакам подпадает в рисковую зону (так называемый рискоориентированный подход при контроле – надзоре. Понятно, что контролирующие органы всех вообще сразу охватить не могут, поэтому должны сконцентрировать внимание на возможных нарушителях, где-то уже себя проявлявших: кто-то производил неаутентичную продукцию. Если за первое нарушение, как предлагает Министерство экономического развития, их не штрафовать, то за повторное такое действие – наказывать по всей строгости. Это – способ борьбы с недобросовестным бизнесом, намерено нарушающим закон.

Наконец, третий способ – создание условий, при которых производство и сбыт контрафакта стали бы невыгодными.

- А как создать такие условия?

- Например, нужно защищать законные бренды. Тем, кто этим занимается среди производителей, давать субсидии на развитие собственных систем маркировки, по аналогии с лидерами рынка. Если предприятие начинает выпускать маркированные автозапчасти, пусть оно получит некие налоговые вычеты на сумму закупленного для этих целей оборудования. Зато их детали всегда можно будет проверить на аутентичность. А те, кто сейчас подделывает их продукцию, вынуждены будут с этим считаться (например, придумывать, как подделать маркировку или метки). Это – опять же один из вариантов.

Другой вариант: вводить специальные механизмы при госзаказах, ведь у нас большой объем продукции, поставляющийся на рынки, попадает не только в розницу, но для госзаказов. Например, около 70% кабельно-проводниковой продукции поставляется для госзаказов и в крупные корпорации с государственным участием. Легкая промышленность поставляет туда же значительные объемы своей продукции. Надо ввести проверку этих товаров на наличие признаков незаконного оборота. Тогда те, кто подделывает чужие бренды, окажутся в более сложном положении.

- Это всё, конечно, замечательно. Но вот недавно я на одном из каналов нашего ТВ наткнулся на передачу о контрафакте на российском рынке алкоголя. Тема эта, можно сказать, бессмертная, но вот, что говорили эксперты о современном состоянии алкогольного рынка. Все они заявляли примерно одно и то же: что хотите, делайте, но на рынке у нас не менее 30% контрафактного алкоголя. Прямо, как в песне: «Я её кошу, она не косится, зелёная трава».

При этом говорили и о марках (а это – те же метки), о системе ЕГАИС – обо всём сразу. Наконец один из экспертов заявил: о чем вы говорите, когда есть Северная Осетия, которая живет на незаконном производстве алкоголя. А кроме неё есть ещё ряд территорий, для которых производство контрафактного алкоголя – способ выживания.

Что с ними делать? Всех сажать? Сейчас положен штраф, который можно отработать за день.

- Да. Такая проблема есть. Значит, нужно вводить оборотные штрафы.

У нас был такой пример по автомобильному топливу: штрафы, которые надо сейчас заплатить – допустимый риск, на который компании идут. Так что переходная мера между этими штрафами и посадками – брать штрафы с оборота. Брать 3, 4, 5, 7%, чтобы это было очень существенно.

Что же касается непосредственно алкоголя, то, как я понимаю, борьба с ветряными мельницами заключается в том, что довольно просто привезти из, например, Швейцарии готовый завод в разобранном состоянии, собрать его на Северном Кавказе и начать гнать алкоголь. И очень много усилий Росалкогольрегулирования направлено на то, чтобы эти заводы выявлять.

Если ты предприниматель, зарегистрировавшийся, как производитель и продавец алкоголя, то ты сразу становишься белым и пушистым, по сравнению с тем, кто в сарае гонит незаконный алкоголь. Но как бороться  с этим вторым, я не знаю. Видимо, нужно ограничивать ввоз в страну оборудования для производства спирта.

Да, я согласен, что многие этим живут, и, но если мы будем создавать условия для занятия другими видами бизнеса, то ничего не сдвинется с места.

- Видимо, это должна быть некая крупная и комплексная программа.

- Да, на мой взгляд, нужно вводить специальные программы, чтобы снижать риски, способствующие возникновению незаконного производства. И это касается не только рынка алкоголя.

 Это касается и незаконного вылова рыбы в таких регионах, как Камчатка, Сахалин, Астраханская область. Там процветает браконьерство. И, на мой взгляд, в связи с кризисной ситуацией у населения возникает всё большее желание заниматься этим запрещённым промыслом. На Байкале серьёзные проблемы с незаконным выловом омуля. И везде нужны комплексные программы. Есть примеры использования в этом деле коренных-малочисленных народов, имеющих определенные квоты на вылов рыбы для своих нужд. Получается так: компания берёт на работу представителя имеющей квоты национальности и под видом вылова им рыбы для себя идёт промышленный лов. А рыбу сбывают на рынке.

При этом инспектора рыбнадзора уступают браконьерам в техническом оснащении вплоть до того, что последние легко могут прослушивать радиоволну, на которой инспектора общаются, и быть в курсе всех их планов. А ещё остро стоит проблема с понятыми. И орудия лова, хоть и изымают, но не уничтожают.

Понятно, что для решения всех проблем нужна комплексная программа.

- А когда всё это будет решаться? Мы говорим: здесь надо то-то решить, а здесь – это. Здесь надо что-то создать, там – что-то укрепить. Но дальше – что?

- То, чем мы занимались в этом году, чему была посвящена наша работа – это понять, как всё учитывать. Будем честными, у нас не по всем видам продукции вёлся учёт незаконного оборота. Где, что нарушили, какие преступления, какого типа, сколько? У нас нигде не считается ущерб, нанесённый государству.

- Замечательно.

-  Не считается ущерб, нанесённый хозяйствующим субъекта, гражданам и, разумеется, экологии.

Это нужно начинать делать. Тяжело? Да, но необходимо учиться этот ущерб считать и учитывать.

Когда мы научимся весь этот ущерб считать, при каждом виде контрольно-надзорной деятельности можно будет отслеживать динамику. Сейчас это очень сложно: динамика оценивается в основном по тому количеству нарушений, которые выявлены проверками, проведенными контрольно-ревизионными органами.

И тут возникают вопросы: какова репрезентативность проверок, кого проверяют, кого – нет, проверяют ли тех, кого нужно, насколько адекватны способы проверки для каждого конкретного хозяйствующего субъекта? Вопросов много. И самый общий: насколько можно доверять имеющимся цифрам, можно ли строить на них статистику.

Можно высчитывать статистику на основании решений судов, где указывается нанесенный ущерб.  Но, в общем, надо признать, что у нас пока нет четких показателей, характеризующих незаконный оборот. А они нужны, чтобы поставить перед собой цели, к которым необходимо стремиться в борьбе за сокращение у нас на рынках доли незаконного оборота.

Вот ввели метки на меховые изделия. Количество легального товара на рынке выросло в разы. Контролирующие органы, в том числе ФНС такого эффекта не ожидали, поскольку не могли точно представить величину теневого сектора.

Воодушевившись этим примером, наши госорганы хотят ввести маркировку и на другие виды продукции, например на обувь, в том числе и детскую, одежду, в том числе трикотаж. Но такую маркировку надо вводить одновременно со странами ЕврАзЭС, поскольку введённая только на территории России она не будет работать. У нас открытые границы со странами-партнёрами по этому союзу, и немаркированная продукция может свободно перемещаться от них на российские рынки. А у тех же Казахстана и Киргизстана – граница с Китаем.

Поэтому и здесь будут комплексные задачи, которые нужно будет решать. И мех – только пилотный проект.

Но есть и другой вопрос, который необходимо будет решать: как только начнёт сокращаться производство контрафактных товаров, а также ввоз «серой» продукции из-за рубежа, тысячи (а, по нашим данным, и десятки тысяч) людей останутся без работы. Поэтому программы борьбы с незаконным оборотом промышленной продукции должны содержать меры по обеспечению людей рабочими местами при обелении рынка, которые высвободятся из теневой занятости.

Беседовал Владимир Володин.