Мы продолжаем беседовать с Владимиром Буевым.

- Владимир Викторович, вторая наша тема: бизнес в условиях пандемии. В информационном поле по этому поводу можно наблюдать два противоположных настроения: одно – победная реляции о том, что бизнес растёт, численность малых предприятий увеличивается. Другое констатирует, что бизнес наоборот уменьшается, где-то на 30%, где-то чуть ли не на 50%, а всё, что говорится хорошего – это манипулирование общественным мнением.

Поскольку Вы пристально следите за ситуацией с предпринимательством у нас в стране, как можете это прокомментировать? Что всё-таки происходит?

- Очевидно, что процесс идёт однонаправленный и негативный, но, тем не менее, какие-то отскоки есть.

Понятно, что бизнес в целом скукоживается, что ситуация плохая. Есть секторы, где особенно плохая ситуация: общепит, туризм…

- Вообще сфера услуг во многом просела.

- Да. Но есть определённые сферы, которым повезло, и у них дела даже улучшились. Простой пример: службы доставки всего и вся тем, кто сидит дома. Кроме того, у людей, работающих на удалёнке, появилось больше времени для того, чтобы заняться своим образованием. Те из них, кто готов потратить деньги на какие-то онлайн-курсы, чтобы повысить свою квалификацию и после пандемии претендовать на что-то большее, чем у них было, тратится на это. То есть вырос спрос на онлайн-обучение.

Это и не только это развивает процессы цифровизации. Понятно, что те, кто связан с ИТ-разработками, тоже оказываются в выигрыше, тем более, что в последнее время государство вбухивает сюда прорву денег. Понятно, что основные средства идут в крупные и крутые ИТ-компании, но, так или иначе, выделяемые деньги могут растекаться по куда большему количеству фирм и стимулировать этот сектор экономики.

Помните, в 2000-х годах, когда мировые цены на газ и нефть рванули вверх, в Россию потекла валютная ликвидность. Конечно, деньги попадали, в основном, в Газпром, в Роснефть и в крупные нефтяные компании. Но часть этих средств, пусть они даже неэффективно использовались или разворовывались, спускалась вниз, по тем или иным каналам растекалась, грубо говоря, «по земле». Мы знаем, что вода, растекаясь по земле, где ручейками, а где каплями просачивается в почву, и в результате что-то растёт. Вот и это такой же случай: крупные компании получают средства, часть которых затем уходит на средний и на малый уровень, а потом растекается по домохозяйствам. И вот так ИТ-отрасль, связанная с цифровизацией, может не только не страдать, но даже расти.

Но речь идёт лишь об отдельных секторах и сегментах.

Теперь о «странных» цифрах: занятость то ли растёт, то ли падает. Всё, что идёт в одних СМИ касательно занятости в МСП, считается вместе с индивидуальными предпринимателями, которых у нас три с лишним миллиона. В других источниках занятость упоминается без ИП. Где-то пишут, что занятость в секторе малого и среднего бизнеса составляет 15 с лишним миллионов людей, где-то – 18 или 19 с лишним миллионов. И возникает недопонимание – что же тут происходит. Я уверен, что вскоре такая же якобы путаница со статистикой возникнет, когда самозанятых зачислят в реестр субъектов МСП. Законодательное введение в России института самозанятых позволило части индивидуальных предпринимателей, отказавшись от статуса ИП, стать просто «самозанятыми». Хотя немало осталось и тех, кто стал самозанятым, не отказываясь от статуса ИП. И тут, я уверен, будет та же путаница: где-то нарочитая, где-то по незнанию. Да, самозанятые учитываются в нацпроекте и в KPI как малый бизнес (а это, на самом деле, и есть самый-пресамый низовой малый бизнес, который по большому счету и бизнесом-то назвать можно лишь с огромной натяжкой), но по 209-му закону они к субъектам МСП пока не относятся. Поэтому цифрами можно манипулировать. К тому же надо учитывать: кто-то в МСП показывает свою численность, кто-то не показывает, кто-то «завис» в одной из этих статистик. В целом же у меня как эксперта есть чёткое представление, что занятость в легальном секторе МСП никак не растёт, а там, где указывается её рост в связи с переводом из одного статуса в другой, речь идёт о диверсификации налогообложения, об его оптимизации, о схемах, без которых бизнесу сегодня не выжить. А все игры со статистикой остаются играми, сектор же, видимый государству, скукоживается. Посмотрите на обороты компаний: они не растут, а снижаются, и зарплаты тоже не растут, а с учетом ИПЦ, даже падают. Как при сокращении числа субъектов МСП в этом секторе может расти занятость? Вопрос риторический.

- Я думаю, основной вопрос, который интересует сейчас предпринимателей: что будет дальше. Я слышал и читал различные мнения, которые объединяет общая мысль: если пандемия и связанные с нею ограничения продлятся ещё полгода, то многим малым предпринимателям впору будет повеситься.

- Но это же правда: любое закрытие бизнеса, любое разорение, банкротство для собственника бизнеса, для его семьи – это глобальная трагедия. Это катастрофа. И надо понимать их чувства.

Ещё один сюжет: надо исходить из того, что российская экономика – монопольная. Она в большей части своей прямо государственная или косвенно огосударствлённая. И ниш для малого бизнеса немного. По большому счёту, их не так много даже на конкурентных рынках, а потом, может быть, их будет ещё меньше.

Малый бизнес – это тот феномен, который всегда зависит от платёжеспособного спроса: возникает некий спрос в определённом месте, первыми на это реагируют инициативные люди – предприниматели. Понятно, что сейчас они сжались из-за пандемии, из-за ограничений. Но, как только ситуация изменится, возникнут новые ниши, малый бизнес тут же туда ринется. Будут это те же люди, которые присутствуют в бизнесе сейчас, или какие-то иные – это уже другой вопрос: с точки зрения экономики, это сюжет циничный. Кто-то из разорившихся предпринимателей постареет и не будет уже иметь сил и желания открыть новый бизнес, но появятся другие люди, может быть, менее квалифицированные, менее профессиональные, но зато более молодые, более пассионарные, более активные и креативные. Но малый бизнес займёт все ниши, которые появятся и которые при этом ему разрешит занять наше монопольное государство.

Понятно и то, что в эти ниши может потом прийти само государство и связанные с ним псевдобизнесы и вытеснить оттуда независимых предпринимателей. Но там, куда государство ещё не залезло со своими ограничениями и своими аффилированными представителями, новые независимые бизнесы обязательно появятся, как только возникнет платежеспособный спрос.

Экономика достаточно цинична: она основана не на морали, не на нравственности, а на выгоде. И бизнесмен – это индивидуалист, который должен зарабатывать деньги для себя и своей семьи, а уже опосредовано он приносит пользу остальным людям, даже не всегда задумываясь об этом.

Если же говорить об изменении доли малого и среднего бизнеса в нашей экономике, то я думаю, она не будет меняться. Простой пример: в 90-х годах у нас измеряли малый бизнес (года с 95-го). Понятно, что в конце 80-х – начале 90-х бизнеса в нормальном понимании у нас не было, он только формировался. А потом он стал быстро расти в абсолютных цифрах. Но вот доля этого сектора в случае, когда объект тождественен сам себе, оставалась в экономике примерно одной и той же. Вот проводили измерения малого бизнеса: его доля в ВВП составляла примерно 15-18% (в зависимости от методик подсчета). И до тех пор, пока измеряли малый бизнес, его доля в экономике всегда была такой.

В конце 2007-го года приняли новую версию закона и с 2008-го года стали считать и средний бизнес. И тогда доля уже МСП стала составлять 20-21-22% – чуть меньше, чуть больше процентов. Таким образом по большому счёту доля малого и среднего бизнеса в российской экономике всегда была одной и той же. Именно доля – это не имеет отношения к абсолютным значениям, которые могли как расти, так и падать.

- Конечно, малый и средний бизнес растёт вместе с экономикой и падает вместе с ней.

- Да. Когда с 2003-го года начался бурный рост российской экономики, основанный на том, что мировые цены на нефть и газ пошли вверх, рынки стали расти, вся экономика пухла, и малый и средний бизнес стал расти. В России сектор МСП – это производное от нашей большой экономики, а не самостоятельный сектор. Примерно с 2003 по начало 2008 года сектор рос в абсолютных цифрах, а его доля в экономике оставалась той же, ибо вся экономика росла. В российской государственно-монополистической экономике спроса на большую долю малого и среднего бизнеса нет и в перспективе не будет. Доля МСП в нашей экономике может лишь пульсировать, двигаясь вслед за большой экономикой или если случайно откроется какая-то ниша, но потом все равно будет откат к пресловутым 20-21% в ВВП. Я не вижу спроса на то, чтобы этот сектор экономики стал самостоятельным, в отличие от стран, где малый бизнес играет более важную роль.

- А как же быть с заявлениями, звучащими с самых высоких трибун, что мы будем не просто поддерживать малый бизнес, но и увеличим его долю в экономике?

- Я давно уже варюсь в этой каше, раньше был больше исследователем, теперь больше наблюдателем, но так или иначе с 92-го года отслеживаю ситуацию в этой сфере. И все эти годы слышал подобные обещания, заклинания, прогнозы, бравурные марши. Ни заявления с обещаниями не меняются, ни ситуация не меняется. И там, и там – стабильность.

- Сейчас идёт падение экономики в целом и малого бизнеса вместе с ней. И это ударит по людям, работающим в малом бизнесе, а может ударить и по желанию тех, кто собирался туда пойти. А это уже удар по будущему.

- Это – такой период: да, кто-то не придёт в бизнес, увидев, как разорился его сосед-предприниматель. Но, когда появится возможность, кто-то другой обязательно снова рискнет.

Сегодня не время частного малого предпринимательства. Сегодня лучше чувствуют себя те, кто работает в бюджетных организациях, кто работает на государственных должностях, в ГУПах, в ОАО с государственным участием, в госкорпорациях, в силовых структурах. Впрочем, это уже в последние лет десять-пятнадцать так.

- Только что опубликовано у нас интервью с Юрием Симачёвым, комментировавшим доклад НИУ ВШЭ. И он сказал, что доклад писался летом, когда первая волна коронавируса уже прошла, а вторая не началась, и они надеялись, что её не будет, и были полны оптимизма по этому поводу. И они спрогнозировали, что 2021-й год будет годом начала роста экономики вообще и малого бизнеса, в частности.

Сейчас понятно, что всё складывается очень непросто, и прогнозировать гораздо сложнее. Но у Вас есть какой-то прогноз?

- Прогнозировать, действительно, сейчас очень непросто, особенно с точки зрения появления «чёрных лебедей», о которых писал Нассим Талеб. Но понятно, что малый бизнес будет идти вслед за большой экономикой. В нашей стране он не будет амортизатором, смягчающим недостатки и проблемы большой экономики. Он будет сокращаться вместе с ней, хотя классически считается, что в кризисы малый бизнес должен вытягивать на себе многие вещи, например, вбирать в себя избыточную занятость и снижать социальную напряженность. Но у нас этого не происходит и не будет происходить. И самостоятельным сектором МСП у нас не станет. А избыточную занятость в большой экономике забирать будет теневая.

Беседовал Владимир Володин.