«Малый бизнес не выпустят за пределы 20%». Источник: Проект СМБиз.
Эксперты: Буев Владимир Викторович
Организации: АНО «НИСИПП»
Источник: Проект СМБиз
Интервью с экспертом в сфере малого бизнеса Владимиром Буевым
Может ли малый бизнес послужить драйвером развития российской экономики? Что сдерживает рост сектора и какой у него потенциал? Насколько серьезным ударом стала пандемия для малого бизнеса и какие выводы сделали для себя российские предприниматели за два года работы в условиях пандемической реальности? Эти и другие вопросы мы обсудили с президентом Национального института системных исследований проблем предпринимательства Владимиром Буевым.
За 30 с лишним лет развития рыночной экономики в нашей стране ставка государства на малый бизнес то повышалась, то понижалась, надежды сменялись разочарованиями, энтузиазм – пассивностью. На ваш взгляд, насколько сейчас общественно значим и экономически весом малый бизнес? Он находится на стадии взлета или падения?
Если мы посмотрим, какой была доля малого бизнеса в ВВП страны в 90-е годы, то увидим цифру 14–16%. Хотя к этим подсчетам были вопросы. Когда в 2008 году изменились критерии отнесения к малому бизнесу, прибавили к нему средний, доля сектора в ВВП выросла до 19–21%. И с тех пор она колеблется вокруг этой отметки: чуть больше – чуть меньше, как сердце стучит. И думаю, что такое положение сохранится на десятилетия, пока не изменится структура нашей экономики.
В 90-е у нас было очень много иллюзий по поводу того, что малый бизнес может сложиться в России как самостоятельный сектор экономики. Как, например, в Италии, Испании, других европейских странах. Но сейчас происходит совсем не то, на что мы тогда надеялись.
С моей точки зрения, прямо по Марксу, у нас сформировалась классическая государственно-монополистическая экономика. И спрос на малое и среднее предпринимательство (МСП) со стороны этой экономики, со стороны общества и государства такой, что за пределы 20% этот сектор не выпустят. Государство прекрасно понимает, что роль МСП — это не роль Facebook или какого-то стартапа, который технологически вырвется вперед, что становой хребет нашей экономики – природные ископаемые (нефть/газ), то, что приносит валюту, которая потом худо-бедно растекается по всем остальным отраслям. На это и делается упор.
Поэтому, как мне кажется, в настоящей российской системе государственно-монополистического, даже где-то олигархического, капитализма, когда несколько десятков семей владеют экономикой, никто оттуда, сверху, на малый бизнес особо внимания не обращает.
Как с этой точки зрения смотреть на те задачи, которые ставит государство по развитию малого бизнеса? Они декларативны?
Да, это абсолютная декларация. Как только государство в очередной раз начинает говорить о том, что малый бизнес надо поддерживать, сразу возникает две идеи: облегчить регистрацию и призвать население любить малый бизнес и идти в него. Регистрация уже давно не проблема, хорошее отношение людей к малому бизнесу и так почти на максимуме. Я следил за данными крупных исследовательских компаний: ВЦИОМа, ФОМа, Левада-Центра. Сначала они фиксировали одобрение у 60% населения, а потом этот показатель перевалил за 80%! То есть смысла пропаганды среди населения не было! Ну что, потратишь миллиард – еще полпроцента станут относиться лучше? Слава богу, это закончилось.
Поддержка – это тот ресурс, зачастую финансовый, в любой форме, который выделяет государство: либо гарантийные, либо прямые финансовые вливания, субсидии, либо еще какие-то формы. Ресурс, тем более бюджетный, всегда ограниченный на этот сектор, поэтому попадает он в очень ограниченное число сегментов малого предпринимательства.
Есть другая вещь – регуляторика и правоприменение. Это тоже иногда называют поддержкой, хотя это просто выработка и применение тех норм, которые создают благоприятную среду: малые предприятия не закрывают, на них не давят, не создают им излишних барьеров. И если с выработкой норм у нас проблем нет, то об их применении обычно говорить не очень любят. Поддержка такого рода, как правило, заканчивается какой-нибудь очередной регуляторной гильотиной, которая не приносит большого результата.
С начала 90-х годов до начала 2000-х государство только и говорило, что о малом бизнесе, была серьезная поддержка в рамках федеральных программ, через Фонд поддержки малого предпринимательства. А примерно с 2001–2003 годов от программ поддержки отказались совсем, малый бизнес просто перестали замечать. Однако, как ни странно, в абсолютном выражении сектор вдруг стал расти и рос до 2008 года: и с точки зрения количества малых предприятий, и с точки зрения занятости, и с точки зрения оборотов.
Причиной была хорошая мировая конъюнктура: цена на нефть пошла в рост, нефтяные деньги, которые приходили на самый верх – в бюджет, в крупные компании, так или иначе просачивались в самый низ, малому бизнесу. В 2008 году это все стало скукоживаться. И дальше пошло волнами: мировая экономика идет вверх – малый бизнес подрастает. Мировая экономика сжимается – малый бизнес следом. В этом же алгоритме, в этой модели мы пришли в сегодняшний день.
С моей точки зрения, самое лучшее решение, уникальное, которое государство провело за последние 20–30 лет, – это введение института самозанятых в нынешней форме. Никакой отчетности, просто скачал программку и платишь налоги.
А вы помните, с чего начиналось развитие программы пять лет назад? Никто не хотел туда идти – за пару лет по всей России зарегистрировались всего 3 тыс. человек. Профессий, которые официально были признаны возможными для оформления этого статуса, было крайне мало: фрилансеры, мастера типа сантехника и электрика, фотографы и некоторые другие. А потом разрешили всем, даже госслужащим – и сейчас в стране уже порядка 4 млн самозанятых. Просто людям стало удобно.
Хотя есть опасения, что начнут закручивать гайки и получится «как всегда». Уже сейчас налоговики смотрят косо в сторону компаний, которые привлекают самозанятых, пытаются их обязать платить социальные платежи, признать трудовыми договоры с этой категорией сотрудников. Как только государство увидит какие-то серьезные угрозы доходам бюджета, сразу могут возникнуть ограничения по видам деятельности.
Описывая влияние пандемии на малый бизнес в проекте СМБиз, мы в ФОМе часто используем такой тезис: малый бизнес – главная социальная жертва пандемии. Имея в виду, что от влияния пандемии на малый бизнес прямо или косвенно пострадало больше людей, чем от ее влияния на другие сферы. Предприниматели, их работники, члены их семей – набирается несколько десятков миллионов человек, для которых пандемия поставила под угрозу возможность обеспечить себя, а значит, подняла вопросы, связанные с выживанием. Согласны ли вы, что малый бизнес в таком социальном измерении пострадал от пандемии гораздо серьезнее, чем другие сферы?
Я абсолютно согласен с этим выводом. Сектор МСП пострадал очень сильно, поскольку он очень зависит от платежеспособного спроса населения, а в период пандемии население стало экономить, соответственно, доходы малого бизнеса упали.
Весной 2020 года, когда ввели первые и самые жесткие пандемийные ограничения, у многих, особенно у предпринимателей, настроения были паническими – казалось, сектор находится под угрозой вымирания. В какой мере эти страхи оказались оправданными, если смотреть на них сейчас, из 2022 года?
Вымирание действительно было заметным. Если посмотреть на данные Единого реестра МСП с 2020 года, был период, когда малых предпринимателей было зарегистрировано больше 6 млн. Потом их стало 5 млн 600 тыс., сейчас 5 млн 800 тыс. Малый бизнес пока не вышел на допандемийный уровень, но «задышал».
Малый бизнес – как вода: потребительский спрос падает – его меньше, спрос растет – и он самовозрождается, как птица феникс. Поэтому то, что малый бизнес кричал и вымирал в период пандемии, это так же точно, как и то, что он никогда не умрет, даже если его запретят.
Но ведь и те, кто не закрылся, тоже пострадали! При сильном снижении дохода они платили зарплаты, платили за аренду, свет, газ, сырье. В этих случаях, если нет притока, оборота, то компании вынуждены жить на заемные средства: брать кредиты, перекредитовываться. И когда приходит время возвращать деньги, а достаточного финансового потока нет, может наступить банкротство. Возникают финансовые пузыри, которые легко могут лопнуть.
Под влиянием пандемии меняются привычные бизнес-процессы, отношения участников сектора и даже отношение предпринимателей к себе и своему делу. Как вы думаете, какие уроки могли извлечь для себя предприниматели за почти два года работы в условиях пандемической реальности?
Я веду два Facebook-сообщества: «Проблематика МСП и его господдержка» и «Банки и малый и средний бизнес» – самые крупные в этой соцсети на данную тематику. Наблюдая за обсуждениями участников (пусть это и неформализованный метод), я четко вижу, что у предпринимателей стало больше опасений, больше тревоги относительно того, что подобные «черные лебеди», по Нассиму Талебу*, могут прилететь с совершенно неожиданной стороны.
Горизонт планирования у малого бизнеса в России и так был очень короткий, не больше года. В сфере услуг – вообще несколько месяцев. Разве что производственники смотрят дальше, покупая оборудование, но их лишь маленькая часть в МСП. Так вот сейчас, как мне кажется, горизонт планирования стал еще короче. Это первое.
Второе, что я бы отметил, – это оформление двух очень полярных стратегий по отношению к кредитам. Первая: не брать кредиты больше никогда, потому что сейчас настолько закредитован, что боюсь стать банкротом, работать приходится только на долги. А вторая: нужно брать как можно больше кредитов, а потом будь что будет. Не могу сказать, насколько группы предпринимателей, разделяющие эти стратегии, пропорциональны друг другу, но они обе очень заметны.
Третье, что заметно: предприниматели стали меньше доверять государству. Какие последствия это может иметь? Никаких. А что может сделать предприниматель? Он все-таки ответствен за свой бизнес и понимает, чем может грозить открытый протест и выход на улицу. Поэтому он просто повозмущается и все.
Возможны какие-то варианты ухода в тень. Теневые практики в пандемию существенно выросли в отдельных сегментах бизнеса, например в строительстве, хотя там они всегда были достаточно распространены. Если мы посмотрим на общепит: раньше никогда не отказывали в расчете карточками. Теперь же в общепите снова стали предпочитать наличку. Наиболее заметна эта тенденция в сильно пострадавших сегментах, ориентированных на массовый спрос.
Честно говоря, вырисовывается достаточно грустная перспектива развития малого бизнеса в России. Доля его в экономике страны много лет не растет, доверие между государством и бизнесом снижается… А есть ли какие-нибудь факторы или тенденции, которые позволяют смотреть на будущее малого бизнеса в позитивном ключе?
Какие факторы могут свидетельствовать о том, что малый бизнес может развиваться? Число людей увеличится в России? Нет. Население страны каждый год сокращается. Соответственно, притока свободных рабочих рук или свободных мозгов в эту сферу не будет. Мы сейчас закрываем наши лакуны по занятости мигрантами.
«Газпром», «Роснефть» или «Норникель» вряд ли размножатся или распадутся на тысячи маленьких компаний, которые создадут конкурентный рынок. Реструктуризировать крупные компаний предлагал Греф* в нулевые – но сейчас подобного не предвидится. И ни одна страна в мире, которая владеет нефтью, другими природными ресурсами, тем более авторитарная страна, не решалась на реструктуризацию своих ресурсодобывающих компаний…
Единственно возможный вариант роста сектора МСП сейчас – манипуляции со статистикой и изменение критериев отнесения. Вот присоединят самозанятых, внесут их в реестр МСП, тогда доля сектора в ВВП вырастет до 22–23%.
У нас малый бизнес загнан в такую нишу, где он в основном не производственный, торговый. Эта сфера направлена на потребительский спрос, на удовлетворение наших одномоментных потребностей. Здесь малый бизнес всегда будет, он всегда найдет свою нишу. Но существенного роста экономике это дать не может.
Может, развитие цифровых сервисов и высокотехнологичных отраслей выступит драйвером развития МСП?
В последние годы государство стало вливать больше ресурсов в цифровой сектор: активно развиваются разработки, связанные с оказанием государственных услуг, государственные сервисы. Конечно, и небольшим компаниям что-то перепадает с этих тендеров. Но, как говорят эксперты, цифровое направление экономики в целом в России не развивается.
Да, у нас есть «Яндекс», но на мировом рынке он не особенно конкурентоспособен. Стоит ли ждать появления таких компаний, как Facebook и Google? Не знаю, в авторитарных странах это очень сложный момент.
В начале 2000-х мы проводили исследование малого бизнеса в ряде регионов, одним из которых была Томская область. Томск – инновационный город с хорошей образовательно-технической базой: там множество вузов технических стоит на одной улице, много действительно толковых молодых айтишников, умеющих создавать продукт.
И методом «снежного кома» в Томске мы случайно обнаружили больше десятка групп разработчиков, которые делали софт-блоки и целые программы в рамках офшорного программирования – на заказ из-за рубежа. В основном для Индии и Китая, где в то время активно развивался IT-сектор и формировались сильные локальные IT-бренды.
По идее, из этих команд могли бы вырасти наши малые, средние, большие компании, российские бренды. Через какое-то время, я смотрел, большинство из этих томских специалистов уехали из России, в основном в США. Отечественных компаний мирового уровня в Томске не появилось. В Индии появились, у нас нет. Почему? Им нужно было, чтобы государство не мешало, чтобы не лезло. И как только возникали проблемы с регистрацией, проверками, люди понимали, что за рубежом лучше, и уезжали туда. Либо здесь где-то встраивались в систему, становились богатыми людьми, накопили денег и живут хорошо. Наверняка они тоже могли создать инновационные проекты, но не сложилось.
Я пока не вижу новые высокотехнологичные отрасли, которые могли бы у нас появиться. Даже микроэлектроника практически умерла в прошлом десятилетии. В свое время мы делали исследования по московским предприятиям, которые занимались микроэлектроникой. Сейчас этой микроэлектроники нет. А ведь на ней стоят многие системы управления, в том числе в военной сфере.
В конце нулевых – начале десятых, когда мы наблюдали за долей научных предприятий в структуре МСП, она заметно сокращалась. Предприятий, которые занимались наукой, у нас было всего несколько тысяч. К ним позже прибавились некоторые вузовские предприятия, но они тоже никакой особой инновационной продукцией не прославились. Назовите хоть один действительно прорывной инновационный продукт, появившийся за последнее время. Я не могу. Если инновации у нас и появляются, то скорее в крупных компаниях, связанных с какими-то методами добычи ресурсов или доработкой методов, способов добычи ресурсов.
В ходе опроса выяснилось, что почти 65% населения хотели бы, чтобы их дети и внуки занимались бизнесом. Говорит ли этот факт о существующем потенциале для развития сферы? И что бы вы сказали своему ребенку, решившему пойти в МСП?
У меня двое детей, оба – не в бизнесе, оба сами выбрали свою дорогу, не спрашивая меня. Они уже взрослые, дочка недавно защитила кандидатскую диссертацию. У нее уже есть несколько патентов, она работает в фармакологии. Ей бизнес не нужен абсолютно. Если она и собралась бы куда-то идти, то скорее в науку, а потом – в какую-нибудь крупную компанию.
Но если бы дети спросили мое мнение, стоит ли идти в российский малый бизнес, я бы однозначно ответил, что ни в коем случае. Пока так…