Вы помните, уважаемый читатель, популярную когда-то телерекламу: 'АМО, АМО - моя вторая мама!'? Так вот, герой нашего очерка Михаил Вирин, с чьих воспоминаний мы и начали, был гендиректором именно фирмы 'АМО'.
А теперь немного необязательного: автор знаком с героем тридцать лет. С тех давних пор, которые зовутся ныне 'временами застоя', а на самом деле были временами нашей чудесной студенческой молодости, существовавшей во многом в параллельных мирах как с развитым социализмом, так и лично с Генеральным Секретарем ЦК КПСС (хотя, безусловно, эпоха наложила на нас свой отпечаток).
Родился наш герой в 53-м году, в переломный для страны момент: спустя три месяца после смерти Сталина. Отец преподавал в геологоразведочном, заведовал кафедрой, этот же институт окончила и мать. Семья была с традициями: бабушка - старая большевичка, вступившая в партию еще до революции. Дедушка в 36-м был председателем Госплана Киргизии. Потом - статья 58-я тогдашнего УК ('враг народа'), однако перед самой войной он был освобожден. В 41-м ушел добровольцем на фронт, но через год был отозван и направлен преподавателем на курсы командиров, где работал до конца войны. После победы о нем вспомнил кто-то в здании на Лубянке, и второй раз он вышел на свободу уже в хрущевскую оттепель, смертельно больным человеком.
Может быть, именно семейные традиции стали причиной того, что буквально с первого класса Михаил стал общественно активен. Их пионерская дружина боролась за присвоение имени Аркадия Гайдара, тогда - классика советской литературы, ныне - всего лишь деда известного реформатора (хотя, скажем честно: сейчас не найдется столь популярного детского писателя, каким не одно десятилетие был Аркадий Гайдар. И совсем уж не верится, что кому-нибудь удастся придумать новое массовое подростковое движение, подобно тимуровскому). Имя им присвоили, а Михаил Вирин, бывший тогда 'главным пионером' школы - председателем совета дружины, даже получил путевку в 'Артек', правда, в зимнее время. Там, кроме красот зимнего Крыма и знакомства с ровесниками со всей страны, он познал и относительность своих школьных успехов. Отличник московской школы, обучаясь в Артеке, Михаил неожиданно перестал получать привычные пятерки: требования оказались более жесткими. Опыт позже оказался полезным.
Потом был кружок прикладной математики в знаменитом московском дворце пионеров, летом - школьные трудовые лагеря. Обо всем этом он вспоминает с удовольствием, считая, что школу прошел хорошую. В 70-м - поступление в МИФИ.
В те времена говорили: поступить в МИФИ легко, но оттуда также легко и вылететь. Вирин не отрицает второй части этого изречения - уходило как по своей, так и не по своей воле немало студентов, а вот 'легко поступить' - когда он поступал, конкурс был семь человек на место.
В МИФИ была крупная комсомольская организация с правами райкома. Его быстро заметили, привлекли к работе и бросили на самый, наверное, неблагодарный участок - учебно-воспитательная комиссия факультета - разбираться с двоечниками, пьяницами и всеми иными провинившимися студентами.
Через два года после окончания института Михаил поступил в аспирантуру. И тут же начались командировки - по тридцать, по сорок дней - на так называемые 'почтовые ящики', 'АСУчивать' нашу 'оборонку' (в переводе с тогдашнего советского жаргона на русский литературный - внедрять автоматизированные системы управления на военных заводах).
Поездить по стране Вирину пришлось немало. Профессор, встречая его на кафедре, говорил: 'Что ты тут делаешь? Почему ты не в Сибири? Ты должен быть в Сибири!'. Для него нормальной была ситуация, когда все аспиранты в Сибири, на заводах. В Москве профессора разрабатывают, а аспиранты внедряют и приезжают ненадолго с актами о внедрении, закрывают этапы хоздоговорных тем, которыми кормилась вся кафедра. Работали они с самыми закрытыми производствами, вплоть до вырабатывавших оружейный плутоний. Помимо командировок на заводы были поездки на конференции во многие заграничные теперь города: Ригу, Таллинн, Вильнюс, Каунас, Ташкент, Самарканд, Алма-Ату (в настоящую заграницу не пускали - был засекречен, с иностранцами нельзя было разговаривать - подписку давал). Было интересно, и публикации появлялись, что для аспиранта и приятно, и полезно. Тематика в основном была закрытая, а тут - открытые тезисы доклада. И финансово чувствовал он себя неплохо: в командировках суточные, талоны давали на питание, плюс полставки младшего научного сотрудника. 130 рублей стипендия, 65 - полставки, почти 200 рублей - по тем временам вполне прилично.
Финансовый вопрос был немаловажен. Родителей Михаила к тому времени не было уже в живых, помощи ждать было неоткуда. Жена зарабатывала 150 рублей, был уже первый ребенок, так что жили, скажем прямо, без излишеств.
Диссертацию он защищал в 86-м, как раз после аварии на Чернобыльской АЭС. Работа была связана с реакторами, поэтому защищаться было непросто, но черных шаров ему не набросали. Сразу же осенью свежеиспеченного кандидата наук отправили, как у нас было принято, на картошку. И когда он вернулся из колхоза, то впервые услышал новое слово: 'МЖК'. Слово, с которого началась другая жизнь. В Москву идею МЖК привез из тогдашнего Свердловска Борис Николаевич Ельцин, назначенный партийным лидером столицы. Одна из основных проблем тогдашней московской стройиндустрии заключалась в нехватке рабочих рук. У предприятий были деньги, но они не могли эти средства освоить. И молодежи предложили: берите деньги предприятий, где вы работаете, площадки есть, стройте своими руками молодежные жилищные комплексы, сокращенно - МЖК.
Сейчас Михаил считает большим счастьем, что тогда поверил в МЖК и им занялся. Люди, которые отнеслись к МЖК скептически, не стали бесплатно трудиться целый год на этих 'стройках коммунизма', до сих пор стоят в очереди на жилье, поскольку квартиры получают сейчас очередники 82-го года. Для него же квартирный вопрос выглядел в тот момент полным тупиком. Семья жила в малогабаритной двухкомнатной квартире со смежно-изолированными комнатами (это когда строители зачем-то пробивали в общей стене двух комнат дверной проем, а жильцы своими силами его потом заделывали), и 24 метра жилой площади, даже после появления на свет ожидаемого уже второго ребенка, навсегда лишали его возможности встать на учет. При делении на четверых они давали шесть метров на человека. Для постановки же на учет нужно было меньше пяти. МЖК был спасением.
Это было абсолютно новое дело, увлекающее, ни с чем не сравнимое. Они фактически 'выбили' из города площадку - деревню Сабурово, где вдоль Каширского шоссе стояли деревянные дома с вишневыми садами, было тихо и уютно. Все делали сами: проект, согласования, рабочую документацию, инфраструктуру будущего МЖК, вплоть до своей АТС. 'Мжковцы' работали на всех предприятиях московской стройиндустрии, занимались научными разработками, создавали и реализовывали социальные программы. Каждый человек должен был выполнить свою так называемую 'трудовую программу'. У всех она была разной: кто-то работал на ДСК у конвейера, кто-то сочинял и внедрял проекты, кто-то вкалывал на субботниках чернорабочим. Отработай не меньше года, тогда получаешь право на заселение.
Михаил работал во 'временном творческом коллективе'. Там принимали заказы на разработки для стройиндустрии города, выполняли их и внедряли на предприятиях. Но самым интересным делом была законотворческая работа - райисполком отдал им на откуп проблему конкретного заселения по конкретным квартирам: 'Готовьте, ребята, свой проект, кто из вас в какую квартиру заселится'. А квартиры все разные, и дома стоят по-разному: одни смотрят на Каширское шоссе, другие - на Москву-реку, третьи - на железную дорогу, у четвертых за окнами - факел нефтеперерабатывающего завода в Капотне - не близко, но все же. Плюс к этому все занимались совершенно разной деятельностью. Нужно было разработать 'закон о заселении' с балльной системой учета итогов работы: за субботники - одни баллы, внеплановые субботники - повышенные баллы, другие работы - другие баллы. Но в итоге система предоставляла всем равные возможности соревноваться, каждый мог жить в лучшей квартире.
Вирин был одним из основных разработчиков этого закона. Голову пришлось поломать ничуть не меньше, чем над диссертацией, но в итоге обиженных не было. Удалось так все распределить, что не возникло крупных скандалов. И еще они построили не только жилье, но и основную инфраструктуру: магазины, поликлинику, аптеку, большую школу, три детских сада, химчистку.
МЖК был завершен, но 'временный творческий коллектив' не распался, а в 88-м году перерос в кооператив. Так начинался бизнес. Опять все было в новинку, все впервые: бухучет, счета в банках, печати, ведомости, подписи, проверки. А работы продолжались те же самые: разработки по стройиндустрии, только теперь уже за деньги. Заказчик делился какими-то объемами работ, кооператив 'осваивал', как тогда говорили, эти средства, на это и существовали.
К концу 91-го, когда начал прорисовываться тот самый бизнес, из которого выросла фирма АМО - торговля стиральными машинами, Михаил еще работал в МИФИ. Был к тому времени старшим научным сотрудником, вел две самостоятельные темы, руководил аспирантами. Но в 92-м начались гайдаровские реформы, и он понял, что нужно делать очень трудный решительный шаг - покидать МИФИ и организовывать фирму. Надо кормить семью, а вокруг все быстро приходит в упадок, никаких научных заработков не предвидится. Короче говоря, нужно было вовремя заняться бизнесом, чтобы не упустить время, когда было разрешено все, что не запрещено (сейчас разрешено лишь то, на что ты получил разрешение).
- Это было неповторимое время: захотел - и получилось. Нужны были только воля, энергия.
Сколько я техники перетаскал на своем горбу... Все начиналось с одной маленькой комнатки - здесь, в Сабурово - и телефончика. Тут же в коридоре все складировалось, таскалось, выгружалось. Как сказку можно вспоминать. У нас ничего не было. У кого была своя машина, какие-нибудь 'Жигули', тот на ней возил. Наша 'четверка', боевая, 'мифистская' - на багажник грузили, сколько влезало, и развозили. Это потом мы 'каблучки' ижевские купили - первый наш транспорт.
Помню, как 31 декабря я в паре со старшим сыном (он у меня крупный парень) выполнял последний заказ, как сейчас вспоминаю, какой-то известной гимнастке доставляли морозильник. И она нас одарила ящиком водки, наверное, совершенно ей ненужным: кто-то тоже подарил - дефицит. Мы ехали домой, ящик (он был картонный) развалился, бутылки катались под ногами. А мы - счастливые, выполнившие заказ, успевающие еще к новогоднему столу.
Потом нашей фирме поверил банк, дал кредит. При той бешеной инфляции мы умудрялись отбивать большие проценты по этому кредиту, , оборот был быстрый, у нас еще оставалась прибыль. Открылся первый магазин, в Сабурово, самый старый. Открылся в подвале, куда войти нельзя было в полный рост - потолок был метр шестьдесят. Мы подвал углубили, выбрали грунт, забетонировали - сделали из технического подполья магазин. Фактически первый в Москве магазин 'белой' техники ('белая' техника, по западной терминологии - холодильники, морозильники, стиральные и посудомоечные машины, печи СВЧ, плиты - то, что покрашено, как правило, в белый цвет). Спрос был тогда громадный, магазин очень быстро набрал обороты.
Потом начали принимать на работу людей, приобретать телефоны, появился телефон 'четыре девятки', который многие москвичи знали. По нашим подсчетам, каждый восьмой москвич что-нибудь у нас купил. Здесь же, в этой одной комнате, снимали первую рекламу из серии 'АМО', 'АМО' - моя вторая мама'. Это тогда было доступно. Сейчас реклама на телевидении - бешеные деньги. Позволить такое могут только крупные монстры, а тогда выходила на экран маленькая растущая фирма.
Начало рекламной раскрутки фирмы 'АМО' автор этих строк помнит хорошо. Именно я по просьбе Михаила написал для них первую крохотную рекламную статейку в 'Курантах'. Эффект превзошел все ожидания (никто ведь толком не знал, чего ожидать). Газета вышла в пятницу, а в понедельник мне позвонили из фирмы: 'Ты что натворил! Дежурные чуть с ума не сошли, языки отсохли - никогда в выходные столько звонков не было!'.
После такого эффекта АМО стала вкладывать в рекламу значительные суммы. Тратили в год миллион долларов, правда, оборот был около сорока миллионов. Стали приобретать в кредит магазины, какое-то время даже свой банк был, своя страховая компания.
Правда, не обходилось и без типичных для российского бизнеса проблем. В первые годы реформ в расчетах между нашими предприятиями процветал бартер: ты мне - свою продукцию, я тебе - свою. Торговая фирма, чьей продукцией были чистые деньги, оказывалась как бы ни при чем - не ходовой у нее товар. И фирма 'АМО' добывала металл и медный провод, чтобы ими рассчитываться с отечественными поставщиками холодильников и стиральных машин. Между прочим, потом и итальянцы были не прочь получить за свою технику российскую нержавеющую сталь для барабанов своих стиральных машин. С ними бартер, увы, не получился.
А наездился Михаил в то время по командировкам не хуже, чем в бытность аспирантом. Только теперь уже не в Сибирь - Германия, Италия, Испания: европейские выставки бытовой техники, крупные концерны-производители. Российский рынок мог переварить многое, но требовал технику понадежнее и подешевле. Он ездил, выбирал, договаривался. Фирма взяла в лизинг голландские автофургоны, и свои московские водители колесили на них за товаром по всей Европе.
- Вещи бывали просто потрясающие: приезжаешь в Италию на фирму 'Канди' - крупнейший в Европе производитель стиральных машин и холодильников, а тебя принимают как крупнейшего российского дилера, в твою честь поднимается российский флаг.
Или первый раз я попал на склады к Антонио Мерлони, совладельца (совместно со своим братом Витторио) крупнейшего в Европе концерна 'Мерлони', выпускающего, например, технику под марками 'Индезит' и 'Аристон'. И вижу: одни и те же холодильники и стиральные машины стоят под самыми разными марками. Тут и 'Филипс', и 'Бош', и 'Канди'. Сразу ничего не понятно. Оказывается, все крупные фирмы хотят иметь всю гамму определенной бытовой техники(самые разнообразные холодильники, плиты, посудомоечные или стиральные машины), но сами производят не все - недостающую часть заказывают у других производителей. Каждый занимает свою нишу, производит те модели, какие освоил в совершенстве, остальное для него делают партнеры-конкуренты, на своих предприятиях, ставя на готовую продукцию его товарный знак. Так что можно вполне купить 'Бош', сделанный не в Германии, а в Италии, Испании или Португалии. И хуже от этого он не будет.
А случались и просто курьезы от непривычки к западной жизни. В Кельне на крупнейшей выставке мне партнер арендовал машину. Утром пораньше я приехал в выставочный центр. Там громадная площадка для парковки, я припарковался и скорей-скорей побежал в павильоны. Пока осмотрел все нужные стенды, пока провел все нужные переговоры, дело к вечеру. Выхожу с выставки и мгновенно чувствую разницу между Россией и Европой: на парковочной площадке - море машин, их тысячи, у нас такого даже сегодня себе не представишь. И я понимаю, что и номер сектора, и номер стоянки я, пока бегал по выставке, забыл. Еле-еле свою машину нашел. Потом в таких случаях уже все номера записывал.
Но бизнес бизнесом, а уже в 97-м Вирина опять потянуло к общественной работе. Он избрался в советники районной управы в том же родном районе Москворечье - Сабурово, с которым связан с 70-го года.
В августе 98-го ударил печально знаменитый дефолт, который подвел жирную черту под старой жизнью.
Фирма была завязана на валютные кредиты, на товарные кредиты от производителей, приобретала недостроенные магазины, достраивала их. Но самой большой ошибкой Михаил считает сегодня слишком оптимистичный прогноз: они надеялись на планомерное, по восходящей развитие российской экономики. Забыли, в какой стране живут.
В отличие от людей более предусмотрительных, им нечего было прятать, кроме долгов. Но все-таки что-то удалось сохранить, и фирма не погибла. Она, конечно, видоизменилась, но продолжает существовать.
И вообще жизнь продолжалась. Вирин переизбрался советником на второй срок, через год заканчивает юридический факультет Академического правового университета. 'Между делом', как он объясняет, был принят в Академию экономики, финансов и права и даже стал ее вице-президентом по направлению 'развитие предпринимательства'. С осени 2000-го опять преподает в МИФИ. И считает, что жизнь по-прежнему интересна.