Первый раунд споров по расходным статьям бюджета прошел в правительстве. Осенью лоббисты, считающие свои интересы ущемленными, постараются дать бой в процессе принятия основного финансового документа страны Госдумой.
С просьбой прокомментировать целый ряд положений бюджета, ставших поводом для обсуждения в экспертном сообществе и СМИ, мы обратились к человеку, известному в экспертном сообществе, нашему частому собеседнику, Юрию Симачеву.

- Юрий Вячеславович, первый вопрос – подготовлен бюджет Российской Федерации на ближайшие три года (теперь так готовят), вокруг которого было сломано немало копий. Минэкономразвития упрекал Минфин, что там занижают среднюю цену на нефть, чтобы запланировать меньшие расходы. Минфин в ответ требует от ведомств умерить аппетиты.
Целый ряд экспертов утверждает: если будут выполнены все заявки министерств, то бюджету не хватит никаких денег. Даже при той цене на нефть, которая в итоге была принята.
Как Вы смотрите на эту ситуацию?

- Я считаю, что процесс перехода к дефицитному бюджету, к бюджету с жесткими ограничениями, конечно же, процесс очень болезненный. Дело в том, что в течение достаточно длительного времени ресурсов бюджета было довольно много. И более активно обсуждался вопрос: на что их лучше потратить. С другой стороны, обсуждался вопрос, стоит ли тратить слишком много. Я имею в виду, что всегда идут споры между той частью экономического блока, которая полагает, что деньги надо инвестировать в различные направления, способствующие наиболее быстрому росту экономики. И есть другая часть того же экономического блока, гораздо более консервативная в этом плане. Она полагает, что главное – накапливать ресурсы на случай непредвиденной ситуации. Но, на самом деле, и та сторона, которая более консервативна, отмечает, что эти дополнительные ресурсы необходимо связывать, прежде всего, для предотвращения риска «голландской болезни».

- Да, этот вопрос дебатируется у нас давно и постоянно.

- Видите ли, надо иметь в виду, что сюжет, связанный с накоплением ресурсов, на самом деле, не основной. Но я сейчас о другом: в течение достаточно долгого времени мы жили в условиях динамичного роста доходов бюджета. Когда они превышали расходы, когда можно было экспериментировать, причем проводить крупные и довольно сложные эксперименты, связанные с теми или иными аспектами стимулирования экономического развития.
А потом разразился кризис. В период кризиса очень существенного сокращения ресурсного развития не произошло. Ресурсов оказалось достаточно много. Да, по части направлений предприятия столкнулись с существенными ограничениями в доступе к ресурсам, но это, прежде всего, было результатом кризиса в банковской системе, в силу взаимного недоверия. Но, тем не менее, кризис у нас воспринимается нормально: да, с ресурсами тяжело, но мы это выдержим.
Но сейчас наступает самая сложная фаза. Есть внешнее ощущение того, что мы снова развиваемся, уже вновь растут поступления в бюджет.

- Но ведь это не совсем так.

- В том-то и дело, что не совсем так. И понять, что такого острого кризиса нет, но, на самом деле, есть серьезные проблемы с обеспечением сбалансированности и стабильности финансовой системы. И эту проблему надо решать. И вот эти обстоятельства ощутить и понять непросто. А практически все наши министерства исходят из того, что были определенные сокращения по обычным статьям расходов, но сейчас кризис кончился, и все необходимо вернуть назад. Восстановить расходы в докризисном объеме, а еще лучше – увеличить их. И, разумеется, если следовать всем их пожеланиям, то в перспективе возникает проблема и с финансовой стабильностью, и с ограничением темпов инфляции.
Я бы сказал, что здесь возникает принципиальная проблема: для экономического развития важно обеспечить отнюдь не фронтальное сокращение всех расходов. Нужно ряд направлений существенно сократить, в то время как другие направления финансировать в прежнем, а, может быть, даже в большем объеме. Необходимо выбрать наиболее важные для дальнейшего инновационного развития направления, направления, финансирование которых, действительно, дает эффект. Это должны быть направления, обеспечивающие наиболее значимый мультипликативный эффект, являющиеся базовыми для расширения предпринимательской инициативы, для привлечения ресурсов из-за рубежа. Проще говоря, одним из важнейших критериев финансовой поддержки тех или иных направлений экономики должно стать привлечение ими негосударственных средств.
И это – очень непростая задача: ведь все министерства и ведомства при определении средств, которые могут быть им выделены, красочно повествуют о том, что именно их направление обеспечивает наибольший эффект для экономического развития страны. А в том случае, когда делается попытка сокращать расходы неравномерно, естественно, возникает своего рода ревность между министерствами или их подразделениями. И провести необходимое распределение финансов становится сложно вдвойне: ведь в таких условиях финансирование каких-то направлений надо сохранить на прежнем уровне, а каких-то – довольно резко сократить. Но это делать нужно.
Безусловно, необходим анализ и последующая чистка расходов федерального бюджета. Причем это должен быть аналитический подход. Мне кажется, что как сплошной подход, так и раздача заданий: сократить по одному министерству расходы на столько-то, по другому – на столько-то неверны. Подход должен быть достаточно детализированным и точечным. И зависеть он должен от того, по какой модели мы планируем дальше развиваться. Причем это необходимо делать не на уровне общих слов – модель, мол, у нас инновационная: никого не надо убеждать, что мы должны переходить к инновационной экономике. Необходимо четко понимать, в какой последовательности будет осуществляться этот переход, и какие инструменты при этом являются для нас приоритетными.

- Можно вопрос, уводящий нас от проблем инновационной экономики, тем более, что о ней мы будем говорить отдельно?

- Разумеется.

- У нас Минфин планирует поднять акцизы на алкоголь и табак. При нулевых ставках налогов в целом ряде случаев, когда речь идет о ТЭКе, мы подняли ЕСН и беремся за акцизы. Одновременно речь идет об увеличении ввозных пошлин на молочные продукты. Это сочетается с мечтами построить инновационную экономику? Или можно в одной части экономики заниматься инновациями, а в другой – бог знает, чем?

- Давайте скажем так: это все имеет прямое отношение к экономике. Другое дело, что лично мне действия по изменению ряда таможенных пошлин, изменению в налоговой сфере представляются (причем не только сейчас, но и ранее) достаточно хаотичными и ориентированными на достаточно краткосрочную перспективу.
Это – определенная попытка где-то что-то подкрутить, чтобы обеспечить большие поступления в бюджет, и желательно в тех областях, где не должно быть особого противодействия. К тому же в случае с акцизами на табак и алкоголь можно ссылаться и на какие-то гуманистические задачи. Хотя я не уверен, что просчитаны все последствия мер, например, касающихся алкоголя.
А ведь до кризиса и в кризис налоговая политика была достаточно последовательной и осмысленной. Можно было спорить с определенными действиями в этой области, но некая модель, некая схема, куда мы движемся и зачем, безусловно, вырисовывалась. Увы, но сейчас мне такая схема не видна. Более того, складывается ощущение (во всяком случае, так следует из высказываний руководителей Минфина), что теперь каждый год наше финансовое ведомство будет рассматривать, требуется ли еще повышать те или иные налоги. А это значит, что сама по себе налоговая система становится достаточно нестабильной. И хотя говориться, что мы будем заниматься этим в последнюю очередь, налоговый сюжет приобретает годовую периодичность: где бы можно было бы собрать еще налогов.

Окончание следует.

Беседовал Владимир Володин