- Итак, Николай, этой весной у нас появился план борьбы с коррупцией, подготовленный администрацией президента. Правда, председатель Национального антикоррупционного комитета (есть такая российская общественная организация), член Совета при президенте РФ по  развитию гражданского общества и правам человека Кирилл Кабанов на днях написал на своей странице в Фейсбуке: «В ходе работы над докладом по оценке публичных общественных антикоррупционных стратегий (бизнес-хартия, общественные договоры и т.д.) приходим к неутешительному выводу, что это всего лишь решение PR-задач и подыгрывание государственным инициативам». Но вполне определенные люди показывают, что они трудятся.

- Да, с этой точки зрения, выдвинута хорошая и своевременная идея: выработать очередной национальный антикоррупционный план.

- Ну, при президенте Медведеве мы уже один вырабатывали.

- С него все и началось. Сама идея национальных планов противодействия коррупции (прекрасно звучит в этом сочетании слово «национальный»), конечно же, прекрасна.

Что можно сделать? Взять, например, сведения о доходах – в плане речь идет о совершенствовании деятельности по анализу отчетов чиновников. Это замечательно, только не ясно, как относится к противодействию коррупции.

- Если у человека много денег, значит он коррупционер.

- Давайте рассмотрим этот вопрос. У чиновника есть его зарплата, которую он естественным образом получает в том органе, в котором работает. Он может спросить у кадровой службы: какая у меня зарплата? Кадровик ответит: такая-то. И после этого сообщить в кадровую службу эти данные, полученные от нее же, для антикоррупционной отчетности в администрацию президента. И на основе таких данных в администрации президента будут делать анализ и оценивать уровень коррупции?

- Неужели сведений может быть так мало?

- Конечно, нет. Там есть еще сведения о недвижимом имуществе, транспортных средствах, вкладах в банках. Но вопрос прост: если у чиновника есть доходы или какое-то имущество, полученные коррупционным образом, он будет по всему этому отчитываться? Он отчитается по тем доходам и тому имуществу, которые оформлены юридически. Если нет – он не будет по нему отчитываться.

Ну хорошо, отчетность по доходам, говорят сами законодатели – это лишь полумера, ее надо дополнить отчетностью по расходам. Тогда можно будет сравнить доходы чиновника и его расходы. Но как это реализуется на практике? Если ваши доходы за предыдущие три года позволяют вам отчитаться о расходах, то сведения о расходах вы не предоставляете. Сведения необходимо предоставить лишь тогда, когда расходы превышают этот установленный порог.

И где логика? Если у меня расходы превышают доходы, кто заставит меня отчитываться? Не буду я этого делать – напишу, что не превышают.

Так что весь смысл этой игры в том, чтобы поймать профессионального бюрократа на ошибке и назвать коррупционером.

И вот в очередном национальном плане написано, что этот механизм нужно совершенствовать, внедрять какие-то информационные технологии, чтобы было проще отчитываться и проще анализировать горы данных. Но ради чего?

- Чтобы в отчетах были результаты.

- Так и есть. И в отчетах пишется: столько-то чиновников отчиталось, столько-то выявили, 15 человек уволено в связи с утратой доверия. Ради чего все затевается? Ради тех пятнадцати, которых уволили? Это же несерьезно.

Вот сейчас новым национальным планом предполагается расширить круг лиц, на которых распространяется эта бумажная волокита, автоматизировать этот процесс, а зачем? Сейчас это бумажная игра, но у нас же электронное государство строится – значит должна быть компьютерная игра.

- Но есть все же в этом плане что-то новое и интересное?

- Новое есть. Помимо того, что ранее были даны поручения проверить эффективность мер по ротации кадров (во всем мире ротация применяется исключительно с целью повышения квалификации сотрудников, расширения их кругозора и уровня развития, а у нас ее решили использовать для противодействия коррупции)

Несколько лет назад в НИСИПП была сделана исследовательская работа, показавшая, что, если уровень коррупции достаточно высок, то ротация способна только ускорить распространение коррупционных практик, но никак не бороться ними. Но в нашем государстве было принято решено ее все-таки применить. Можно лишь с прискорбием понаблюдать, что в результате творится с такими ведомствами, а точнее с их территориальными управлениями.

Есть совершенствование законодательной базы. По этому поводу российское отделение Transparency International говорит, что у нас в стране одно из самых высокоразвитых законодательств о противодействии коррупции в мире. И если вчитаться во все нормы УК, посвященные этой проблеме, в имеющийся у нас специальный закон и множество подзаконных актов, где детально прописана вся антикоррупционная отчетность, то понимаешь: это законодательство совершенствовать некуда. А проблема наша, как всегда, в том, что все это не применяется на практике.

Но в плане упор делается на дальнейшее совершенствование законодательства. Что ж, совершенству нет предела.

- И это все новое что появилось?

- Опять-таки не все. Решено обратить особое внимание на госзаказ. И есть поручение прокуратуре, СК и МВД разработать криминологическую характеристику откатов, то есть как, с точки зрения криминалистики и криминологии, определить, что такое откат в сфере госзаказа.

Предлагается, видимо, прописать, какие действия входят в понятие отката, как это можно охарактеризовать, с точки зрения криминалистики, а затем эту систему внедрить в практику в виде плана конкретных мер при работе с госзаказом.

Честно сказать, я плохо представляю, какая может быть придумана криминалистическая схема того, как бороться с откатами в системе госзаказа. Ведь откаты у нас идут практически легально, с помощью абсолютно легальных механизмов. Откаты не даются в подъезде при помощи подсовывания конвертов под дверь или чего-нибудь на том же уровне. Все делается на основе вполне прозрачных бухгалтерских проводок, висящих в интернете государственных контрактов, оформляется юридически, на законных основаниях. Откаты согласовываются с заказчиками, а информация делается достоянием гласности, вывешивается на том же портале госзакупок.

Изучите этот интернет-ресурс и попробуйте сказать, где откат, где его нет (хотя такая деятельность ведется, и мы периодически видим в интернете отчеты по этому поводу). И скажите нам, в случае, когда явно откат есть, как посадить виновных. Покажите, что хотя бы в 20% случаев чиновники или подрядчики попали под уголовное преследование и сели в тюрьму. Ведь только тогда можно поверить, что разработанные в рамках национальных планов схемы работают.

- Нет, не посадят.

- Конечно, нет. Или максимум, проведут усиленную кампанию, отчитаются и забудут как очередной кошмар.

- Между тем уже упоминавшийся Кирилл Кабанов утверждает, что только посадками чиновников проблему не решить. Он пишет: «Проблема в том, что существует два вида бизнеса. 1-й, мощный и финансово емкий - коррупционный, построенный с целью получения ренты с бюджетного процесса, легального бизнеса и граждан. Средствами его производства являются административные процедуры и «темы», заранее закладываемые при формировании бюджетных заданий. То есть заранее сформированные правила игры, по которым вынуждена жить легальная деловая среда. Именно поэтому все компании, включая иностранные, втянуты в этот процесс.

Одни участвуют в коррупционных сделках напрямую, другие, внешне оставаясь белыми и пушистыми, нанимают российских посредников в лице юридических и консалтинговых компаний. А есть и те, у кого антикоррупционная риторика является основанием прикрытия неправовых действий. Например, захватили землю с/х назначения и построили там здание, и когда предъявляются обоснованные законом претензии, в ответ - публичные заявления о коррупционных вымогательствах (бывает и такое). После изучения материалов пошатнулась вера даже в таких атикоррупционных бизнес-столпов как IKEA.

Основанием для надежды является совпадение стратегического подхода и понимание позиции, достигнутые нами в Открытом правительстве. Похоже, нашла работа пошла в конструктивном русле. Самое главное, становится понятно, что борьба (посадки, аресты) с коррупционерами бесполезна без разрушения коррупционного бизнеса».

- Тут какая-то путаница необходимого с достаточным: то, что посадками проблему коррупции не решить, это очевидно уже давным-давно, но раз уж у нас коррупция названа преступлением, то без них говорить о каком-то противодействии просто неприлично. Речь должна вестись в широком смысле о трансформации коррупционного капитала в позитивное русло. Вопрос обычно ставится о противодействии коррупции, но если она составляет пятую долю, а то и половину ВВП, то это бы означало борьбу с экономикой, хотя в отношении малого бизнеса мы именно это и видим. Поэтому вопрос в нашей стране должен ставиться об оздоровлении отношений, то есть о переключении ресурсов от коррупционных целей на производительные. Но если вопрос о новом общественном договоре как договоре элит оставить в стороне, а остановиться на имеющейся реальности, то речь идет о мало заметных институциональных изменениях. Поскольку речь зашла об Открытом правительстве, то надежду предлагается возложить на механизмы публичного обсуждения, в том числе в рамках института оценки регулирующего воздействия. Такие механизмы способны открыть некоторые возможности для противодействия коррупции, но весьма ограниченные – об этом я уже не один раз говорил. Можно справиться с отдельными попытками нормативного закрепления коррупционных схем на самом низком уровне – не выше руководства ведомственных подразделений. Плюс отсечь спонтанную коррупцию, которая возникает на основе случайных дырок в законодательстве, не более того.

А если говорить о бизнесе, о реальных отраслях экономики с вопиющей коррупцией, то вот вам к примеру ЖКХ, кстати в новом национальном антикоррупционном плане на нее обращено особое внимание, правда ОРВ по таким актам не проводится и в планах Минэкономразвития не стоит, как вы думаете, почему? Вот бы Жилищный кодекс оценить…

- Ну, у нас ЖКХ – это особый мир. И, я думаю, разбираться с этой темой придется отдельно.

- Пожалуй.