Говорят, что в первый раз случайность, во второй — тенденция, а на третий — кампания. Серия громких разоблачений, широкое освещение темы коррупции в prime time в государственных СМИ и внезапно поднявшаяся волна общественного негодования против высокопоставленных расхитителей не оставляют сомнений в том, что кампания рассчитана на массовую аудиторию. Выбор цели вполне оправдан: более половины россиян, согласно данным Левады-центра, считают, что воровства и коррупции в верхах за последние 10-12 лет стало больше, и только 6% полагают, что масштабы этого зла сократились. Свыше трети респондентов рассматривают провал борьбы с коррупцией как главную неудачу руководства страны. Очевидно, столь широкое недовольство нельзя было более игнорировать, особенно на фоне неустойчивого рейтинга власти и грядущих экономических неурядиц. Наблюдать и далее за коррупционерами из засады стало невозможным, наступило время действий.

Судя по опросам, кампания возымела ожидаемый пропагандистский эффект: рейтинги руководства страны пошли вверх. Но мировой опыт свидетельствует о низкой эффективности такого рода кампаний, если они ограничиваются показательными разоблачениями и не устраняют фундаментальных причин и предпосылок коррупции. Череда громких дел рано или поздно сходит на нет, расследования тонут в песке, а наказывают чаще всего «стрелочников» среднего звена. Борьба с коррупцией в таких случаях переживает взлеты и падения, синхронизированные с фазами политического цикла.

У коррупции две основных причины: во-первых, неспособность государства должным образом мотивировать чиновников и эффективно контролировать их работу и, во-вторых, нехватка политической конкуренции и свободы прессы, создающих стимулы для разоблачения коррупционеров. Устойчивые демократии занимают верхние строчки антикоррупционных рейтингов, хотя на ранних стадиях демократических реформ нередко наблюдается всплеск коррупции, как это было, например, в России, Индонезии и Таиланде. Среди автократий и несовершенных демократий масштабы коррупции изменяются в широких пределах; согласно данным международных исследований, при прочих равных условиях коррупцию в такого рода режимах питают три фактора. Первый из них — наличие природных ресурсов; рост коррупции является одним из главных симптомов «ресурсного проклятия». Второй — персоналистская природа режима, когда первое лицо государства пользуется популярностью среди своих сторонников («селектората») и должно поддерживать лояльность политических элит. Наконец, третий фактор — уникальные широкомасштабные проекты («белые слоны»), как правило, с большими капитальными расходами, для которых не существует аналогов, позволяющих объективно оценить проектную смету.

Судя по всему, российское общественное мнение, не приемлющее коррупцию, недостаточно осознает ее системные предпосылки — именно поэтому нынешняя кампания вызвала позитивный отклик. Проблемы в повседневной жизни заметнее и понятнее нехватки политической конкуренции и верховенства закона. В недавнем обследовании ВЦИОМ респонденты среди самых важных для страны проблем упоминали ситуацию в ЖКХ (57%), низкий уровень жизни (51%), алкоголизм и наркоманию (50%), рост цен (48%) и, разумеется, коррупцию и бюрократизм (44%). Демократия и права человека оказались на препоследней строчке списка из двадцати наименований (10%).

Городской средний класс смотрит на дело несколько иначе. В ходе проведенного Левадой-центром опроса участников политической акции 15 сентября этого года респонденты поставили коррупцию на первое место среди поводов для беспокойства (39%), а следом за ней чаще других упоминались беззаконие и нарушение прав и свобод граждан (35%). Участники марша представляют не только тяжесть недуга, но и методы лечения: на вопрос о том, что, по их мнению, нужно для решения стоящих перед страной проблем, наиболее часто давались два ответа — независимый суд (44%) и честные выборы (35%).

Данные международной статистики указывают на отчетливую отрицательную зависимость между масштабами коррупции и уровнем экономического развития — в более благополучных странах коррупция встречается реже. С одной стороны, такая связь говорит о том, что снижение коррупции способствует экономическому росту и росту общественного благосостояния. С другой стороны, исследователи обнаруживают признаки обратной причинной зависимости — с ростом благосостояния изменяются ценности и политические взгляды населения, которое начинает больше ценить права, свободы, эффективное и подотчетное государство. Такого рода ценности создают политический спрос на современные институты, которые искореняют коррупцию полнее и надежнее разовых кампаний. Пока в стране преобладают «ценности выживания» (по Инглхарту и Венцелю), общество будет аплодировать показательным антикоррупционным кампаниям, жалуясь тем временем на рост тарифов в ЖКХ. Следует ожидать, что при сохранении в России социальных и экономических трендов последних лет новые ценности и политические предпочтения будут набирать силу — именно с этим надо связывать надежды на избавление страны от коррупции.