- Юрий Вячеславович, следующий вопрос – потребительские кредиты. О них говорят все. И сейчас, по словам Алексея Кудрина, ситуация с так называемыми «плохими кредитами очень похожа на ту, что была в Индонезии, Таиланде, Корее, Гонконге и других странах перед азиатским кризисом.
- Что касается потребительских кредитов, то у меня возникает вопрос: насколько у нас сформированы эффективная система менеджмента, контроль качества деятельности в банковской сфере, в том числе – надзора за надежностью банков. Если у нас разработана эффективная система, то в принципе особых проблем с динамичным, бурным ростом потребительского кредитования быть не должно. Посмотрите на развитые страны: там уровень потребительского кредитования существенно выше, чем в России.
Другое дело, чтобы у значительно части нашего населения сложилось соответствующее понимание, что эти кредиты рано или поздно придется отдавать. И вот здесь возможны различные социальные проблемы.
Так что на эти вопросы, вне зависимости от каких бы то ни было предсказаний, надо обратить самое серьезное внимание, И, прежде всего это относится к надзорным органам, тому же ЦБ в плане постоянного контроля, мониторинга устойчивости банков.
Понимаете, есть определенные нормативы: если в банках не нарушают их, то все нормально. А если получается, что банк при этом очень неустойчив, то надо менять нормативы: какую часть своего капитала банки могут использовать для выдачи потребительских кредитов. Так что это – опять вопрос надстройки.
При этом сам по себе рост потребительского кредитования – нормальное явление. Это – обычная система жизни людей в большинстве развитых стран: основные покупки делаются в кредит.
- Но на последнее время внушают, что негативные происшествия во всех сферах экономики произойдут на фоне падения цен на нефть.
- Что касается нефти, да, цены могут упасть. Более того, они когда-нибудь должны упасть. Но почему через два года будет кризис, я, откровенно говоря, не понимаю.
Есть у нас определенная логика действий, связанная с созданием стабфонда. Она основывалась на том, что именно такой кризис в случае снижения цены на нефть допускать нельзя. У нас что – нефть вообще ничего стоить не будет? Или правительство ошибалось в расчетах? Были ведь определенные расчеты: сколько лет, какой период мы сможем спокойно и безболезненно пройти при снижении цен на нефть. Может быть, теперь еще какие-нибудь негативные эффекты рассчитываются?
- Да, о которых нам не говорят.
- Пока это не очень понятно. И зачем нужны страшилки, что через два года нас ждет кризис? А, может, через три года он нас ждет? А если вообще все резко упадет вниз, правда, непонятно, отчего это произойдет. А он может и раньше возникнуть. Но накопление средств в стабфонде - это для чего?
По-моему, пора прекратить пугать нас. Нельзя же дважды испугать одним и тем же.
Допустим, цены на нефть упали. Но тогда и возникает вопрос компенсации этого падения. И надо говорить предметно: при каком снижении уровня цен возможен этот кризис, на какой срок хватит средств стабфонда. Может быть, Кудрин опасается того, что сейчас часть ресурсов из стабфонда уходит в фонд будущих поколений? Тем более, что сейчас получается – это уже не совсем фонд будущих поколений, а фонд, через который будут решаться в том числе и текущие социальные проблемы. В этом плане объем ресурсов для обеспечения стабильности при снижении цен на нефть, вроде бы, уменьшается.
Но, все равно, это не значит, что сразу произойдет кризис. Да, при неблагоприятном развитии событий у нас оказывается меньший запас прочности. Но надо четко говорить, насколько меньший, какой, пусть меньший, период мы сможем протянуть при снижении цен на нефть. И почему при этом не оцениваются другие, позитивные моменты развития экономики? Неужели в экономике все настолько плохо? Может быть, так оно и есть, но что это за фиксация: в экономике все отвратительно и нет никаких растущих секторов, помимо связанных с нефтью и газом?
Конечно, сегодня цены на нефть существенным образом определяют доходы бюджета, но тем не менее...
- Говорят, что цены на нефть упадут на 20%, до 45 долларов.
- Так такой вариант как раз и проигрывался, рассматривался. Да, они могут упасть до 45-ти долларов. Но меры-то были предприняты специально для того, чтобы этот период безболезненно пройти. И при этом, конечно же, обязательно надо создавать все условия для развития других секторов экономики. Мы живем в условиях высоких цен на нефть достаточно длительное время, и, разумеется, это не может продолжаться бесконечно.
- А, может быть, все зависит от того, что Кудрину показалось, что правительство теряет управление?
- Мне сложно об этом говорить: что значит, правительство теряет управление? Управление кем и чем?
- Экономическими процессами.
- Какими именно? Поймите: правительство никогда не контролировало цены на нефть. Так что здесь оно управление не теряет.
Что касается госкомпаний, то там, может быть, какие-то решения принимаются не в правительстве, а на политическом уровне. Но это уже характеризует способности правительства отстаивать свои позиции. И мне кажется, что ситуация здесь принципиально не ухудшилась. Нельзя сказать: раньше делали все, что предлагало правительство, а сейчас резко перестали следовать его рекомендациям и пожеланиям. Мне кажется, что таких изменений нет.
- Еще один момент, поднятый в лекции Кудрина, - инфляция и укрепление рубля.
- Когда у нас идут такие процессы, естественно, рубль будет укрепляться, и никуда от этого не денешься. Процесс подавления инфляции и укрепления рубля, или наоборот – сдерживание укрепления рубля за счет более высокой инфляции – эти процессы взаимосвязаны. До тех пор, пока в экономике не появляются новые сектора, связанные с ростом, пока не происходит рост самой экономики, у нас будет инфляция. И задавить ее, опустить до того уровня, который установлен, будет очень сложно. А, по мнению части экспертов, это даже вредно. Но ведь инфляция, хотя и очень важный индикатор, но не самоцель. Всегда ее нужно ограничивать и сдерживать, но не любой ценой.
А, кроме того, меры должны быть взвешенными и продуманными. Мне кажется, что, например, меры, связанные с реорганизацией рынков, не лучшим образом сказались на торговле плодоовощной продукцией в целом ряде регионов.
Что же касается того, почему министр финансов сказал все это, то дело, по-моему, обстоит достаточно просто. Кудрин по своей должности обязан выступать за сохранность государственных ресурсов. Вот нет у него уверенности в том, что экономика растет. И у многих экспертов такой глубокой уверенности нет. Нет реального ощущения, что может быть серьезная замена нефтегазовым доходам даже в среднесрочной перспективе. Поэтому он предлагает максимально возможными способами сберечь те ресурсы, которые есть. Если кто-то пытается обосновать выделение этих ресурсов на решение каких-то новых задач, то, естественно, ему приходится обороняться всеми возможными способами.
И выработка политики должна происходить в конструктивном аргументированном диалоге между теми, кто предлагает тратить средства (эти люди должны четко объяснять, зачем, почему, будет ли долгосрочный смысл этих затрат, или наоборот они дадут лишь временный эффект, а потом мы окажемся в условиях раздутых государственных обязательств, которые не будут обеспечены доходами), и теми, кто хочет их сохранить. Ведь есть самые разные риски. По мере расширения государственных инвестиций растет и риск нерациональных действий такого рода. Вот и нужен диалог, который объяснял бы, что целый ряд социальных затрат необходим, но определенные средства надо резервировать. И должно быть сказано, в каком объеме. Это – нормальный процесс. И, разумеется, каждый имеет возможность добавить слезу в свои аргументы.
Беседовал Владимир Володин