Целый ряд вопросов, связанных с российской экономикой вообще и бизнесом в частности, активно обсуждается в эти дни на страницах не только отечественных, но и зарубежных СМИ. С просьбой прокомментировать некоторые из них мы обратились к Юрию Вячеславовичу Симачеву.
- Юрий Вячеславович, три месяца назад мы обсуждали с Вами предложения министра финансов Алексея Кудрина, касавшиеся составления некоего «ненефтегазового» бюджета и целого ряда связанных с этим вещей: организации в дополнение к стабфонду нефтегазового фонда, фонда будущих поколений и так далее. И вот совсем недавно Кудрин выступил, можно сказать, с программной статьей в газете «Время Новостей», а затем прошла информация, что вместо концепции фонда будущих поколений, которую Минфин должен был разработать к 1 декабря, в аппарате правительства вчера изучали представленную концепцию бюджетной политики России до 2046 года. При этом Алексей Кудрин предлагает вообще отказаться от идеи стабфонда, направить все сырьевые доходы в нефтегазовый фонд и финансировать из него дефицитный бюджет.
Нефтегазовый фонд по замыслу Алексея Кудрина должен быть разделен на две части – резервный фонд, напоминающий нынешний стабфонд с его консервативной инвестиционной стратегией, и фонд сбережений, чьи средства предлагается инвестировать с большей доходностью.
На Алексея Кудрина тут же обрушились с разнообразными критическими замечаниями. Его назвали «Плюшкиным от макроэкономики», а с другой стороны заявили, что он сдался тем, кто хочет разграбить стабфонд.
Корреспонденту же «Коммерсанта» некий высокопоставленный чиновник аппарата Белого дома просто сказал: «Это высосанная из пальца идея», поскольку действующий сегодня принцип цены отсечения более эффективно защищает средства фонда от посягательств лоббистов, чем «трансферт» из нефтегазового фонда.
В СМИ идет достаточно бурное обсуждение последних предложений Минфина. Что Вы скажете по этому поводу?
- Мне не нравится довольно существенное изменение концепции, которая была озвучена ранее: это означает, что сами по себе предложения, как прежние, так, наверное, и нынешние, не до конца проработаны. И, я бы сказал: они не до конца выстраданы, поскольку за такой непродолжительный отрезок времени столь существенно меняются.
С моей точки зрения, сам по себе механизм стабфонда уже стал рабочим. В целом можно говорить о тех или иных передержках в этом механизме, о возможной избыточности самого стабфонда, но он работает. Так приняты после достаточно жарких дискуссий и обсуждений различные нормативные акты о том, каким образом могут размещаться средства стабфонда, какую роль может играть в этом Центральный Банк. Все это тоже проходило не сразу, не вдруг. И отказаться от этого, предложив что-то принципиально иное, я считаю, неверно.
Как мне казалось, была предложена нормальная эволюционная логика: есть стабфонд, и на определенном уровне мы фиксируем все поступления, которые должны туда идти. Для этого, прежде всего, и служит уровень отсечения. И уже потом нам необходимо создавать фонд будущих поколений, куда шли бы ресурсы сверх заданного уровня. Или речь может идти о том, что часть самого стабфонда оставляется в резервном фонде, который использовался бы для сглаживания неприятной конъюнктуры цен на углеводороды. Это позволяло бы обеспечить устойчивость бюджета вне зависимости от возможного снижения цены на нефть.
И назначение этой первой составляющей – эти снижать и сглаживать риски. А второе – это иметь кошелек, в котором мы накапливали бы ресурсы на будущую инвестиционную политику, на решение принципиальных структурных проблем, на решение проблем чрезмерной зависимости от нефти и газа.
Может быть, те предложения, что выдвигаются сейчас, тоже достаточно разумны. Надо взять и конкретно рассмотреть выступление Кудрина: если оно предполагает ликвидацию такого отработанного механизма, как стабфонд, то мне это не очень понятно. С моей точки зрения, только в этом году были созданы нормативные предпосылки, чтобы стабфонд работал достаточно эффективно (под эффективностью я имею в виду сохранение тех ресурсов, которые в него попадают). И разрушать сейчас эти механизмы, чтобы создавать какие-то новые, мне кажется, слишком рискованно.
У нас есть такой механизм – стабфонд, и давайте обсуждать: может быть, объем его слишком велик, может быть, можно поднять планку отсечения, еще что-то сделать. Наверняка надо дополнить стабфонд созданием какого-то другого фонда, ориентированного на развитие, на финансирование структурных изменений. Можно обсуждать, что под этим имеется в виду, в какие сроки и при каких условиях это можно сделать. Но при этом не надо разрушать ту базу, которая сейчас уже сформирована. А ликвидация стабфонда и замена его на нефтегазовый фонд – вопрос очень не простой.
- Юрий Вячеславович, второй наш вопрос тоже достаточно традиционный и касается возмещения НДС.
С 1 января уходящего года изменилась процедура уплаты и вычета НДС. Получить вычет компании могут до оплаты товаров и до завершения капстроительства. В итоге собираемость этого налога за 10 месяцев выросла всего на 2 с небольшим процента, а бюджет вернул экспортерам на 40% больше, чем годом раньше. И вычеты НДС по операциям внутри страны тоже растут быстрее начисленного налога — за восемь месяцев превышение составило 7%, а удельный вес вычетов достиг 88%.
Но вот парадокс: опрос, проведенный известной аудиторской компанией Ernst & Young среди 77 российских фирм, показывает, что даже самые крупные корпорации стали больше страдать от проблем, связанных с НДС. В прошлом году компании оценили сложность ситуации как «скорее среднюю». В этом году — как «очень плохую».
В итоге ускоренное возмещение НДС, на которое, вроде бы, возлагались серьезные надежды, не нравится всем: бюджет теряет поступления, а компании подвергаются все более жестким проверкам.
В следующем году претензий будет еще больше, поскольку НДС будет возвращаться в заявительном порядке, опасаются эксперты. «На бумаге законы стали проще, но работать с ними стало сложнее», — уверяют представители бизнеса.
Чтобы получить возмещение или вычет, компаниям чаще приходится проходить через серьезные проверки. Инспектора стали чаще придираться к любым недостаткам в документах, например к ошибке в ИНН контрагента. Работников компаний вызывают на заседания комиссий по НДС, которые стали создаваться в регионах этой осенью. На заседании комиссий инспектора просят обосновать высокий вычет, хотя все необходимые документы уже были поданы вместе с налоговой декларацией. Решение о вычете свыше 5 миллионов рублей принимается только на уровне регионального управления ФНС, которое может назначить дополнительные контрольные мероприятия.
И выходит у нас, как в бессмертном высказывании Виктора Степановича Черномырдина: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда».
- Я, на самом деле, считаю несовершенство в налоговом администрировании куда более существенной институциональной проблемой, чем ситуацию с судебной системой. Хотя у нас ставят недостаточное качество судебной системы на первое место: в этом наши беды – незащищенность прав собственника. Но в нынешней ситуации гораздо более негативную роль играет непрозрачность и непредсказуемость системы налогового администрирования.
И эта система приводит к тому, что при номинальном снижении налогового бремени, когда снижаются какие-то налоги, вводятся какие-то налоговые льготы, нерациональным ужесточением налогового администрирования иногда просто сводится на нет, а иногда становится и хуже, чем было до этого. Мне кажется очень важным, чтобы налоговая служба играла техническую роль, а не политическую по все большему объему сбора налогов. Чтобы результативность их деятельности оценивалась не через доначисленные штрафы и пени. Чтобы все-таки шла оценка того, как в динамике меняется ситуация с уплатой того или иного налога, насколько у нас те или иные отрасли выходят из «серых» зон в «белые».
Можно, разумеется, отчитываться количеством проверок, количеством уголовных дел, количеством начисленных штрафов и пени. Это привычно. Но, если при этом, как в некоей отрасли был уровень теневого оборота 15%, так и остался, это - свидетельство низкого уровня качества налогового администрирования.
То же самое и со сбором НДС. По сути, сейчас, учитывая проблемы, связанные с возвратом НДС, а это связано с проблемами налогового регулирования в данной сфере: не все там идеально. Тот же экспорт, те же махинации, основанные на льготной ставке НДС – у нас этого много. Но никто твердо не сказал, в какой степени махинаций больше или меньше, чем то, что компания может возмещать в сфере НДС по капвложениям. А это очень существенно. Это создает сокращение сумм сбора НДС, хотя и следует из тех норм, которые были приняты.
В таких условиях, если налоговая служба встала на позиции: мы никому не будем возмещать НДС, либо будем возмещать его с максимальными сложностями для всех – получается, что ухудшается жизнь не просто для всех, а прежде всего – для легальных «белых» компаний. И при этом нет никаких гарантий, что жизнь ухудшается для неблагополучных компаний, для тех, кто занимается махинациями, связанными с НДС. Вот что плохо.
Я считаю, что проблему налогового администрирования можно обсуждать только на уровне правительства. Весь год она обсуждалась всеми, но решение до конца так и не принято: кто и в какой степени имеет право толковать те или иные нормы налогового законодательства. Какова здесь роль налоговой службы? Какова роль Минфина? Как вообще соотносятся эти две службы, поскольку сейчас у меня есть ощущение, что они соревнуются между собой: Минфин стремится как можно больше сократить объемы любых государственных затрат, а ФНС стремится как можно больше собрать налогов. Но ведь это «как можно больше налогов» можно собирать различными путями. Можно – путем усложнения условий для получения предусмотренных законом льгот, возвратов, политики, ориентированной на максимально возможные пени и штрафы. Эта политика сейчас превалирует: налоговые органы идут не по системному пути, а по пути нерационального усиления давления. И эта политика не направлена на наиболее проблемные группы, а бьет одинаково по всем налогоплательщикам. Так что политику эту нужно менять.
Окончание следует.
Беседовал Владимир Володин