- Пьер, Вы практически только что, ссылаясь на рейтинги Transparency International, где Россия оказалась рядом с Албанией, говорили о российской коррупции. Каков взгляд на эту проблему человека, представляющего здесь Европейскую комиссию? На другие проблемы, мешающие развиваться российскому бизнесу. Ведь Россия собирается вступать в ВТО.

- Я могу процитировать одного заместителя министра бывшего министерства по антимонопольной политике. Он выступал два года назад на совещании, в котором я участвовал, и говорил, что может сказать о почти 80% законопроектов, которые проходят в Думе, почему тот или иной проект так плохо написан, и кто будет от этого получать выгоду.

- У нас есть такое определение – «взяткоемкость» закона.

- Значит это ситуация, я думаю, на которую можно смотреть как европейским взглядом, так и российским – все равно: вопрос в том, что надо просто смотреть на все с точки зрения эффективности.
И мне вспоминаются в этой связи мои первые уроки экономики: я изучал вопросы развития стран Африки. Одни из них развивались, другие – нет. А зависит это и оттого, что каждый доллар или каждый рубль, который идет на коррупцию, - это деньги, которые не идут на пользу экономике.
И, если говорить уже о России, то мы видим: эти деньги или улетают на Кипр, на остров Мэн, а потом, после долгого процесса отмывания, они могут быть использованы для того, чтобы задушить конкурента, но никак не на то, чтобы удвоить ВВП. Они очень часто используются для приобретения предметов роскоши, например, дорогих машин: «Бентли», «Майбах» и так далее. Но они никогда не идут на благо малых предпринимателей или обычных граждан.

- Вы говорите об этом в связи с малым предпринимательством. Ведь малое предпринимательство наиболее страдает от коррупции, поскольку ничего не может сделать. «Газпром» может обратиться непосредственно к президенту страны, крупная фирма наймет хороших адвокатов и пойдет в арбитраж. А малый бизнес не может ничего.
Сейчас проповедники вступления в ВТО заявляют, что этот шаг может решить чуть ли не все наши проблемы. Если мы вступаем в ВТО, это, действительно, может как-то повлиять на отношение к бизнесу внутри страны?

- Я думаю, что ВТО здесь ни при чем. ВТО, на самом деле, занимается тем, что создает минимальные международные нормы конкуренции. Это значит, что таможенные барьеры, ставки на импорт более конкурентных товаров будут понижены, и через несколько лет вообще уйдут.

- Извините, Пьер, н такой вариант может оказаться ля российской экономики просто убийственным: что будут делать те отрасли, чьи товары не конкурентоспособны?

- Давайте все рассмотрим по порядку. Если, действительно, какой-то товар, стоящий в одной европейской стране 1 евро, в России стоит три, то это потому, что один евро идет на взятки. А есть еще сверхприбыль, потому что мало развита конкуренция.
Что должно произойти, когда этот товар войдет в Россию по цене 1,20 евро, а в России будет продаваться не за три евро, а гораздо дешевле? Мы легко можем это себе представить: рынок обвалится – это ясно. Но ВТО здесь не причина, а инструмент.
ВТО – это не инстанция, как трибунал в Страсбурге, где можно обжаловать какие-то российские несправедливости. Обжаловать надо в трибунале. Для предпринимателей существуют арбитражные суды, которые теперь рассматривают дела против администрации. Мы на это надеемся: есть соответствующий проект, который мы финансируем. В его рамках представители Совета Европы работают с думским комитетом по борьбе с коррупцией, который, по-моему, возглавляет Крашенинников. Речь идет о ратификации Россией ооновской конвенции и конвенции Совета Европы по борьбе с коррупцией.
Мы надеемся, что в следующем году будут приняты необходимые нововведения в российское законодательство. Может быть, появится какой-то институт, или департамент по борьбе с коррупцией, а также будут ужесточены меры в борьбе с ней. Это необходимо, потому что, в принципе, жить в стране, где и высокая инфляция, и высокая коррупция для предпринимателей очень тяжело. Ведь вся их прибыль идет на это.

- Но, как я понимаю, это все-таки дело, в котором Европа не слишком может помочь. Нам надо рассчитывать на собственные силы.

- Понимаете, это - как с человеком, страдающим нервным расстройством: психолог может ему помочь, только в том случае, если сам пациент этого захочет. Так и в борьбе с коррупцией: Европа и другие страны-доноры могут помочь, но как только проявятся серьезные намерения со стороны российской власти. И это не вопрос одного человека: это стало уже эндемической проблемой, системной проблемой. Здесь надо, чтобы было желание бюрократического корпуса выдавить из себя этот вирус.

Беседовал Владимир Володин