Мы продолжаем беседу с Николаем Смирновым о проблемах коррупции и борьбы с ней.

- Николай, теперь, видимо, стоит подробнее сказать о наших коррумпированных институтах государственной власти. У нас ведь все, что связано с борьбой с коррупцией, очень быстро доводится до абсурда. Госдума рассматривает закон о том, начиная с какой суммы считать взятку взяткой. В Москве хотят принять городской закон о том, что чиновники могут (и должны) выкупать полученные подарки. То есть коррупция становится хотя бы частично официально признанной, можно сказать, введенной в законодательные рамки.

- Нет. Когда мы спорим о том, считаются или нет мелкие подарки и тому подобные вещи взятками, то к коррупции это имеет мало отношения.
Конечно, можно считать взяткой любой подарок, любую вещь, любое подношение чиновнику. Но то, что некое частное лицо дарит нечто незначительное лицу должностному, еще не означает, что деформируется институт государственного управления. А коррупция состоит именно в том, что институт государственного управления деформируется и создается структура управления оппортунистическим поведением.
То есть чиновник, который должен выполнять свои обязанности начинает заниматься собственным благосостоянием за счет государственных ресурсов, за счет государственных полномочий. Вот что такое коррупция.
А в том, что чиновнику сделали подарок, в этом ничего страшного пока нет.

- А если этот подарок – автомобиль «Майбах», или яхта, или вилла на Лазурном берегу?

- Какая разница.

- Так что это тогда?

- Это – подарок. Другое дело, что в ответ на этот подарок чиновник может…

- А что: ему виллу за красивые глаза могут подарить? Я как-то о таких идиотах ничего никогда не слышал.

- А вдруг они родственники, и подарок сделан на свадьбу.

- Или на похороны, причем самого чиновника.

- Почему каждый подарок мы заведомо воспринимаем как взятку, как признак коррупции?

- По самой простой причине: мы хорошо знаем наших чиновников.

- По этой причине у нас в центре внимания оказываются учителя и врачи, подарки которым может вполне одобрять общество, и они могут быть экономически эффективными, стимулировать производство общественно значимых благ. Вот, когда мы начинаем говорить в терминах не взяток, а структур, в терминах институтов, мы уходим от подозрений, которые могут оказаться беспочвенными. Чиновник – такой же человек, как и все остальные, и точно также имеет право получать подарки.

- Особенно от представителей бизнеса.

- Да от кого угодно. Хотя это, конечно, тяжелая тема.

- Ох, нелегкая!

- Понимаете, раскрыть тот факт, что конкретный чиновник занимается максимизацией собственного благосостояния, не ориентируясь на должностные обязанности, или даже использует эти должностные обязанности в личных целях сложно. Поэтому и существуют всевозможные запреты, связанные с нахождением на государственной службе. Они и ограничивают получение чиновником всевозможных сторонних вознаграждений, которые могут быть даны в обмен на его оппортунистическое поведение. Однако само оппортунистическое поведение от этих ограничений почти не страдает. Вот в чем суть. Создаются достаточно гибкие лазейки, в законы закладываются коррупционные риски, выпускаются неточные инструкции, коррупционеры обеспечиваются необходимыми связями, коррупция интегрируется и так далее, и тому подобное. Существуют мощнейшие управленческие структуры, которые обеспечивают возможность оппортунистического поведения. Существуют специализированные фирмы, особым образом распространяется масса информации, которая должна объяснить рядовому гражданину, как, где, кому и когда надо дать взятку.

- В Интернете можно найти списки должностей чиновников с прейскурантом.

- Да. И все это составляющие коррупционных структур. Так что дело не совсем в том, что чиновники могут брать подарки. Запретив чиновникам брать подарки, мы не избавимся от корявых институтов, от альтернативных живучих структур управления коррупционными потоками ренты?
Есть такое понятие, если угодно, коррупционный капитал. И вся коррупционная система сложилась в результате вполне определенных инвестиций. Это бизнес и конкуренция. Только в своеобразной такой форме.

- И все же, когда чиновникам разрешают брать подарки, на что их провоцируют? Есть такое старинное выражение, встречающееся, например, еще в «Яме» Куприна – «барашек в бумажке». Или, как в гоголевском «Ревизоре», взятки борзыми щенками. В России очень богатые традиции в этом смысле.

- Да, все мы помним про борзых щенков. Но дело все в том, что, запрещая брать деньги, запрещая брать подарки, мы избавляемся лишь от каких-то особенно заметных признаков коррупции. Ну, и что? Коррупция тут же перетечет в другие формы. И формы эти окажутся более изощренными, и произойдет это мгновенно. И так просто вскрыть эти новые формы уже не получится. Это такая игра получается: в съедобное-несъедобное. Чем больше в нее играешь, тем легче тебе выбрать съедобное, и тем легче не поймать несъедобное. Эти способности тоже составляют коррупционный капитал.

- У нас и сегодня лишь некие мелкие чиновники могут взять взятку налом. Все остальные уже не мараются. Но это ведь не причина, чтобы разрешить брать налом.

- Коррупцию не надо разрешать. Но взять чиновнику подарок открыто – почему бы и нет. Пусть задекларирует, и нет проблем – наоборот будет только лучше видно, кто от кого подарки получает. Тогда и с коррупцией легче справиться будет. А запрет приводит просто к сокрытию и не более.
Наконец, сама чиновничья преступность, связанная со злоупотреблением должностными полномочиями – все это должно быть уголовно наказуемо. И с этим нельзя спорить. Но собственно наказание за эти преступления не может считаться борьбой с коррупцией. Это создает угрозу, и то, как мы знаем, незначительную. Это все равно, что пойти ночью голым в лес и бороться там с комарами. Можно хоть сотню убить, хоть тысячу, их меньше не станет. Тут антикомариный крем поможет или гулять нужно в солнечном парке, а не в дремучем лесу. Так и борьба с коррупцией – нам из нашего институционального леса парк надо сделать для людей. Только проблема в том, что в этом лесу, кроме комаров, еще и серьезные хищники водятся, а кое-где и динозавры из юрского периода.

- Но как же в таком случае должна происходить такая борьба? С подарками бороться не надо – это частности. А как же бороться со структурной коррупцией?

- Надо трансформировать коррупционный капитал.
Ведь все начинается с того, что у людей существуют базовые ценности. У людей есть представление о том, что хорошо и что плохо, как поступать правильно, а как – неправильно.
Вот у нас в стране принимаются законы, пишутся инструкции, создаются органы, государственные институты, которые противоречат общественным представлениям о государственном устройстве, о справедливости и целом ряде других основополагающих вещей. Более того, они противоречат общественному благосостоянию. У нас сегодня бесплатное образование – это коррупция, бесплатная медицина – это коррупция. Любое столкновение с милицией чревато коррупцией.
Естественно, возникает спрос на то, чтобы эти институты скорректировать, поскольку их сущность не отвечает общественным запросам. Поскольку производить нормальные институциональные изменения очень дорого и даже невозможно, они деформируются частным образом. И создаются структуры, которые позволяют поступать так, как поступают коррупционеры. Это люди, которые сознательно нарушают правила, поскольку они сами обеспечили себе такие возможности. Так что борьба с коррупцией должна вестись не в плоскости борьбы с нарушением законов, а при помощи перенастройки самих законов и формальных правил. Формальные правила должны разделяться обществом. Тогда жить в соответствии с ними будет выгодно. Не нужно будет делать инвестиции в коррупционный капитал, не нужно будет создавать структуры, дающие возможность эти правила нарушать.
Проблема в том, что коррупционный капитал против. Ему и так хорошо, он это создал и к этому привык. Ну, так надо ему показать, что можно жить лучше.
Возвращаясь к примеру с дремучим лесом, от комара можно оградиться, а волка одомашнить, чтобы он дом охранял и даже пропитание помогал добывать. Но тут сноровка нужна и коллективное действие.
Конечно, создание институтов сопровождается появлением в них изъянов. Институты не создаются совершенными. Рассчитать и построить совершенный институт – задача, находящаяся за гранью человеческих возможностей. А так человек приходит к выводу, что определенные правила для определенных государственных механизмов не отвечают его интересам. И он начинает инвестировать в возможности эти правила обходить. Так и создается коррупционный капитал.
Если же человек обладает достаточной властью, чтобы устанавливать свои правила, он начинает вводить то регулирование, которое отвечает его интересам и не создает правила, отвечающие интересам его адресатов. То есть, он может получать с них ренту. А как ввести такое регулирование, заведомо эффективное для него, да чтобы никто этому не препятствовал. Для этого создается политическая коррупция, позволяющая такое регулирование вводить. Создается специальный механизм законодательного процесса, где все решения носят кулуарный характер. И никто не видит, какое регулирование вводится. Гражданское общество от этого процесса отстраняется, и не может (или даже не хочет) его проконтролировать.
И такое регулирование необязательно вводить с помощью законов. Существуют ведь подзаконные акты, разнообразные ведомственные инструкции. А с ними уже все просто: чиновник подмахнул, и никаких проблем, никто не уследит, какое регулирование введено. Вот это и есть структура, обеспечивающая на высшем уровне чиновничий оппортунизм. Вот это и есть коррупция. А те действия чиновников, с которыми нам зачастую предлагают бороться – это результат деятельности коррупционной системы, и ничего более.
Любое государственное регулирование, если оно скрыто от контроля гражданского общества, подвержено коррупции. В силу двух причин: во-первых, действия чиновников ограничены в рациональности (не могут чиновники в принципе создать совершенные институты). Вторая причина – их склонность к оппортунизму, что, так или иначе, можно отнести к любому человеку: все мы грешны.

- А как же: сидеть у воды и не напиться.

- Да. И в силу этих двух причин распространяется коррупция. А в качестве топлива в данном процессе выступают инвестиции в коррупционный капитал. Вот и поехали.
Но есть и другая сторона вопроса: регулирование необходимо. Ведь рынок и общество сами по себе тоже не совершенны. Здесь важен формат (или режим) регулирования. Когда все под контролем чиновников, когда с ними надо согласовывать любую мелочь, они каждый день приходят с проверками, а сами в массе своей бесконтрольны – это идеальные условия для распространения коррупции. И если мы хотим с коррупцией бороться, надо устанавливать нужный формат: где-то чиновникам нужно помочь, а где-то и вовсе от них отказаться. А если они не хотят, нужно для них найти более интересное занятие. Договориться с ними нужно так, чтобы коррупционный капитал трансформировать в иной – позитивный. И это куда сложнее, чем просто запретить, а потом следить, кто кому и что подарил.

Беседовал Владимир Володин