Перед Новым годом принято подводить итоги года уходящего. С такой просьбой мы обратились к президенту нашего института, профессору НИУ ВШЭ Александру Юльевичу Чепуренко.
- Александр Юльевич, заканчивается 2011 год. Каковы Ваши впечатления от минувшего года? Что он дал нашей экономике, российскому бизнесу?
- Строго говоря, этот год закончится у нас после марта месяца. И для экономики, и для бизнеса.
Понятно, что больших изменений в заявленных целях и задачах в области экономической политики не произойдет. Но российский бизнес хорошо знает, что его реальные возможности и проблемы связаны не с заявленными курсами, а с тем, как составлена и растасована между президентской и правительственной вертикалью колода администраторов, принимающих решения. Поэтому я считаю, что только тогда, когда это произойдет, 2011 год закончится для российского бизнеса.
В целом же, как мне представляется, год был достаточно обычным и ничем из ряда вон выходящим не выделялся.
По целому ряду важных направлений, например, связанных с налоговой реформой, с управлением процессом вхождения в ВТО, никаких новых решений, в том числе и давно напрашивающихся, пока не принято. Поэтому налоговый режим, экономическая политика в целом остаются все теми же. На уровне деклараций они направлены на поддержку модернизации и модернизационного потенциала, реально же те меры, которые предпринимаются, на мой взгляд, либо перпендикулярны заявляемым целям, либо спланированы таким образом, что их ресурсная обеспеченность, либо система управления не позволяют рассчитывать на высокий результат.
- Но мы ведь вступили в итоге в ВТО, и если в ближайшее время не начнем делать какие-то шаги, которые надо было сделать уже давно, нашу экономику просто съедят партнеры по этой организации. Они сожрут вполне определенную часть нашей промышленности, после чего начнется катастрофа: никаких нефтяных и газовых денег не хватит, чтобы хоть как-то прокормить образовавшуюся армию безработных.
- Совершенно верно: мы вступили в ВТО. Но, несмотря на то, что процесс занял 18 лет, большие кластеры народного хозяйства (насколько я могу судить, во всяком случае, по публичной дискуссии) пока что не просто дезориентированы. Они вообще не знают, какие меры будут реализовываться российским правительством для того, чтобы обеспечить переходный период и создать условия, которые позволят самим предприятиям быстрее адаптироваться в изменившейся ситуации.
- Уж за 18 лет можно было ко всему подготовиться.
- Понимаете, когда у нас изменения происходят очень быстро, все бывает плохо, потому что они бывают не обеспечены инструментальными решениями. А, как выясняется на примере вступления в ВТО, хотя процесс шел давно, хотя все основные риски и все основные возможности давно были просчитаны, обязывающих решений, под которые в бюджете закреплены определенные ресурсы, под которые проведены переговоры с основными группами интересов, даны объяснения, что и почему будет или не будет происходить…
- Не было ничего такого.
- Совершенно верно: этих действий мы не увидели.
- Но сейчас мы не только вступили в ВТО, мы еще вступаем и в очередную волну кризиса.
- Ну, как консилиум врачей, описанный в «Приключениях Буратино»: один считает, что пациент скорее жив, другой – что скорее мертв. Когда сравниваешь данные институтов, занимающихся конъюнктурными опросами, данные статистики, то однозначной картины нет.
Некоторые сектора российской экономики продолжают достаточно уверено развиваться, тогда как в других где-то с лета этого года наметился явный спад.
- Но не может же рушиться все сразу.
- На самом деле, поскольку существует высокая степень неопределенности развития мировой экономики: не ясно еще, как поведут себя основные игроки – Китай, Соединенные Штаты и Евросоюз. Российская экономика в значительной степени зависит от того, что в этих «центрах силы» происходит. Так что я пока не стал бы однозначно говорить о том, что мы вступаем в новый виток кризиса.
На мой взгляд, совершенно ясно одно: еще одного такого десятилетия с таким бурным темпом роста, каким были годы с 1999-го по 2008-й, в обозримом будущем не будет. И даже, если основным «центрам силы» удастся свою экономическую политику выстроить так, чтобы либо смягчить кризисное падение, либо его отсрочить, спрос на нашу основную продукцию – нефть и газ, видимо, так бурно расти, как в это бурное десятилетие мировой экономики, уже не будет.
С другой стороны, пока мы слышим лишь дежурные камлания по поводу инноваций, которые должны прийти и просыпаться благотворным дождем на иссохшуюся почву российской экономики. Видим дискуссии о том, должны ли инновационные технологии развиваться одновременно с процессом модернизации, или они должны это делать как-то последовательно: сначала модернизация, потом инновации. Кроме этого пока ничего не видно и не слышно.
Между тем малого инновационного бизнеса в России почти что нет. И ясно, почему это так: крупный бизнес не предъявляет спрос на инновационные технологии. Крупный бизнес у нас пытаются в ручном режиме строить, ему грозят пальцем и понуждают к инновациям. Насколько это получается, мы с вами видим.
Так что пока я не вижу факторов изменения структурного развития российской экономики, позволяющих говорить о том, что мы двигаемся в нужном направлении. А ведь в России потенциально достаточно емкий внутренний рынок, и если бы политика была направлена на быстрое увеличение внутреннего спроса, то мы могли бы в известной мере отвязаться от мирового хозяйственного развития, как это было в течение многих лет в Китае.
Окончание следует.