Авторы: С.М. Гуриев, Д.А. Манаенков, С.В. Цухло

Аннотация

В работе рассматривается ряд гипотез о связи бартера и корпоративного управления в переходной экономике России. Гипотезы проверяются при помощи двух уникальных баз данных о промышленных предприятиях. Результаты позволяют предположить, что бартер действительно может являться результатом конфликта интересов между различными инвесторами: между кредиторами и собственниками, а также между внешними и внутренними собственниками. Показано, что (а) концентрация собственности позволяет внешним собственникам защитить свои интересы, (б) права кредиторов не защищены, (в) государство не отстаивает свои интересы в качестве акционера.

Введение

В данной работе рассматривается связь между бартером и корпоративным управлением в экономике России. Отсутствие эффективных институтов корпоративного управления является одним из ключевых препятствий к привлечению внутренних и внешних инвестиций в России и, следовательно, к возобновлению долгосрочного экономического роста. В то время как корпоративное управление далеко от совершенства во многих переходных экономиках (Bergloef and von Thadden, 1999), корпоративное управление в России отрицательно выделяется даже на их фоне (Fox and Heller, 1999). Корпоративное право в России достаточно хорошо защищает права инвесторов, однако исполнение законов оставляет желать лучшего (Pistor et al., 2000). Вполне возможно, что одной из проблем, возникающих перед органами, отвечающими за исполнение законов, является беспрецедентная демонетизация экономики. Бартерная экономика гораздо менее прозрачна, чем денежная, что существенно увеличивает издержки мониторинга и исполнения законов.

Широкое распространение бартера в переходной экономике России стало неожиданностью для российских и зарубежных экономистов. Во второй половине 1990х бартер и денежные суррогаты вытеснили деньги из расчетов между предприятиями. В 1995-1999 гг. денежный агрегат М2 составлял 10-15 процентов годового ВВП, что на порядок меньше, чем в развитых странах и на пол-порядка – чем в странах Центральной и Восточной Европы. Доля бартера в выручке предприятий составляла во второй половине 1990х гг., по различным оценкам, от 30 до 70 процентов (Аукуционек, 1998, Карпов, 1997, Guriev and Ickes, 1999, Seabright, 2000). Данных о векселях также мало; их доля в выручке предприятий оценивается в 10-20 процентов (Commander et al., 2002). Кроме расчетов между предприятиями, бартер часто используется при уплате налогов (OECD, 2000) и даже при выплате заработной платы (Friebel and Guriev, 2000).

Такая степень демонетизации является беспрецедентной для индустриализированной экономики. Отметим, что широкое распространение бартера имеет место практически во всех странах, но с развитием денежной системы бартер исчезает безвозвратно. Единственным исключением можно считать лишь периоды гиперинфляции. В России же бартер распространился именно после окончания высокой инфляции и успешно конкурировал с относительно устойчивой валютой.

После кризиса 1998 г. бартерные расчеты были практически вытеснены денежными (Российский бюллетень конъюнктурных опросов, 2001, Гуриев и Попов, 2001). Однако исследования бартерной экономики второй половины 1990х годов представляют не только абстрактный интерес. Пока неясно, что вызвало всплеск бартера (и что, соответственно, способствовало его вытеснению), вряд ли можно быть уверенным в том, что деньги заменили бартер окончательно и бесповоротно. Кроме того, так как бартер (средство снижения прозрачности операций) является симптомом наличия конфликта интересов, исследование связи между бартером и структурой капитала дает возможность оценить, права каких именно категорий инвесторов более или менее защищены.

Существует несколько объяснений демонетизации российской экономики. Это и жесткая денежная политика (при мягкой бюджетной), и неразвитость банковской системы, и отсутствие доверия, и ценовая дискриминация, и многие другие причины (см. сборник Seabright, 2000, а также Pinto et al., 2000, Woodruff, 1999). Однако некоторые исследователи указывают на бартер и как на средство сокрытия доходов от государственных и частных кредиторов и внешних акционеров (Карпов 1997, Горобец и др., 1999, OECD, 2000).

Как ни странно, до сих пор не было предпринято количественных исследований связи между бартером и корпоративным управлением. В последнее время появилось достаточно много эмпирических работ, исследующих бартерную экономику в России (см. Seabright, 2000, Brana and Maurel, 2000, Commander et al., 2002, Guriev et al., 2002). Эмпирическая литература по корпоративному управлению в России состоит всего лишь из нескольких работ. На небольшой выборке фирм, чьи акции наиболее ликвидны, Kouznetsov and Mouraviev (2001) изучают связь структуры собственности и результатов деятельности, а Goltsman (2000) и Bikbov et al. (2002) исследуют факторы, определяющие смену менеджеров. Предварительные результаты первой работы скорее совпадают с предсказаниями стандартных моделей корпоративного управления и указывают на наличие в российских предприятиях серьезных конфликтов между менеджерами и внешними собственниками и между крупными и мелкими акционерами. В работе Goltsman (2000) предварительные результаты показывают, что смена менеджеров происходит часто не вследствие плохой деятельности компании, а скорее в процессе смены крупнейшего собственника (в экономике с плохо развитым рынком акций между этими двумя ситуациями существуют серьезные отличия). В работе Bikbov et al. (2002), показано, что значимая связь между эффективностью деятельности компании и сменой менеджеров наблюдается лишь для самых ликвидных эмитентов, при этом основную роль играют не внутренние механизмы корпоративного контроля, а рыночная дисциплина в конкурентных отраслях.

Материал предоставлен Центром экономических и финансовых исследований и разработок