Автор: Кирилл Александров, историк, факультет филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета

Уважаемые господа! В начале я бы хотел выразить искреннюю признательность инициа-торам и организаторам нашего форума за предоставленную возможность принять участие в настоящей научно-практической конференции, тематика которой, учитывая современное положение России, представляется особенно актуальной и значимой. Мой доклад в из-вестном смысле можно рассматривать как продолжение доклада к. и. н. Сергея Подболотова, достаточно убедительно обозначившего те перспективы, которые открывались перед русскими предпринимателями в эпоху столыпинской модернизации. Политический курс Петра Столыпина и Александра Кривошеина в 1906–1914 годах объективно способствовал развитию частной хозяйственной инициативы и экономической самостоятельности российского населения, что является одним из важнейших условий социального прогресса и залогом национального благосостояния. Тем более катастрофический характер приобрели события, происшедшие с российским предпринимательством после Октябрьского пе-реворота 1917 года. Причем это касается не только периода гражданской войны.

Для того, чтобы представлять себе, что произошло с отечественным предпринимателем после Октябрьского переворота, достаточно вспомнить известные слова выдающегося русского мыслителя Ивана Ильина: «С самого своего водворения в России коммунистиче-ская власть взялась за отучение русского крестьянина (и русского человека вообще) от личной предприимчивости и частной собственности <…> Произошло невиданное в истории: государственная власть стала насаждать нищету, гасить хозяйственную инициативу народа, воспрещать личную самодеятельность, отнимать у народа веру в честный труд и искоренять в нем волю к самовложению в природу и культуру» [курсив Ильина. – К. А.]. Таким образом, в результате социалистического эксперимента человек оказался поставлен в такие условия существования, в которых предпринимательское творчество и личные хозяйственные усилия отныне рассматривались как враждебный акт по отношению к власти и новому правящему слою, который возник практически одновременно с советским государством. Эту большевистскую элиту Иван Ильин назвал какистократией – властью худших.

В последующие десятилетия, в первую очередь, благодаря трудам таких диссидентов как Милован Джилас и Михаил Восленский, «новый класс», завоевавший Россию в годы гра-жданской войны 1917–1922 годов и добившийся безраздельного экономического господства в завоеванной стране к 1934 году, получил название номенклатура или партийная бюрократия. Слово «номенклатура» своим происхождением связано с латинским словом «nomen» – имя. В Древнем Риме номенклатором назывался раб, объявлявший хозяевам имена прибывавших гостей, приглашенных на праздник. В Советском Союзе определение номенклатуры было сформулировано так: «Это перечень наиболее важных должностей, кандидатуры на которые предварительно рассматриваются, рекомендуются и утверждаются данным партийным комитетом», а также «руководящие работники на ключевых постах», начиная от уровня освобожденных секретарей первичных партийных организаций. Предтечей номенклатуры партии большевиков стала нелегальная организация профессио-нальных революционеров, созданная Владимиром Ульяновым (Лениным) в начале ХХ века для захвата власти и социалистического экспериментирования.

Зимой 1919 года при участии Ленина были учреждены руководящие органы Центрального комитета (ЦК) большевистской партии, насчитывавшие по пять человек. Затем их числен-ность варьировалась. Политическое бюро (Политбюро) наделялось правом принимать ключевые политические решения между совещаниями (пленумами) ЦК, просуществовавшее до 1952 года Организационное бюро (Оргбюро) – административно-организационные. Одновременно возник секретариат ЦК с подчиненным ему аппаратом, в известной степени дублировавший функции Оргбюро. Уже в 1919 году Политбюро приобрело неконституционный статус высшего органа управления не только партией, но и советским государством. Из правительства РСФСР Совет народных комиссаров превратился в техническую инстанцию, исполнявшую директивы Политбюро. Иерархия номенклатурного аппарата сложилась 18–23 марта 1919 года, на VIII съезде Российской Коммунистической партии (большевиков).

В 1919–1920 годах в структуре ЦК и губернских комитетов РКП(б) были созданы  учетно-распределительные отделы, занимавшиеся регистрацией и перемещениями освобожденных партийных кадров. На их расстановку и ротацию после XI съезда решающее влияние приобрел Иосиф Сталин, избранный 3 апреля 1922 года на пленуме ЦК Генеральным секретарем. Одновременно он возглавил секретариат и Оргбюро. В руках Сталина оказался центральный аппарат РКП(б), ее областные, губернские, уездные комитеты. В конечном итоге от его воли зависели секретари партийных ячеек на производствах и волостных комитетов. Уже сам принцип формирования власти, по фиктивной Конституции «в центре и на местах» принадлежавшей Советам, свидетельствовал о ее глубокой патологии. По признанию Сталина на номенклатурные должности рекомендовались «люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие их проводить в жизнь». По планам Генерального секретаря в перспективе ими требовалось «охватить все без исключения отрасли управле-ния».

В августе 1922 года численность освобожденных номенклатурных работников оценивалась в 15325 человек, в 1925 году – в 25 тыс., в 1939 году – почти в 200 тыс. Примерно в таких масштабах уместно оценивать численность «нового класса» и к концу 1970-х годов (не считая номенклатурных семей). В Советском Союзе номенклатура присвоила себе управленческие и карательно-репрессивные функции. Многомиллионная страна с богатыми ресурсами оказалась во власти самодостаточной привилегированной корпорации, независимой от рядовых членов Коммунистической партии. Эгоистические интересы номенклатуры заключались в самосохранении, в упрочнении и расширении своего господствующего положения коллективного собственника. “Социализм” означал для нее не цель, а средство к цели – к власти – любой ценой и при помощи любых методов. В 1966 году номенклатура ЦК КПСС на 70 % состояла из детей беднейших крестьян и неквали-фицированных рабочих, а в 1981 году – на 80 %; их родители «социализировались» в 1920–1930-е годы. Таким образом, завоевание России ленинской партией открыло воз-можности для социализации наиболее маргинальным элементам дореволюционного об-щества через вхождение в номенклатуру и соучастие в ее преступлениях. Последствия этой социализации мы ощущаем до сих пор.

Смысл наиболее драматических и трагических страниц истории советского государства – уничтожение традиционного частного предпринимательства, физическое истребление ис-торических русских сословно-социальных групп (дворянства, духовенства, казачества, купечества), коллективизация и раскулачивание, искусственный голодомор 1933 года, ре-прессии 1937–1938 годов, создание системы принудительного труда в государственном масштабе, кратковременное сближение с национал-социалистической Германией и соуча-стие в развязывании Второй мировой войны в 1939 году, кратковременная десталинизация второй половины 1950-х – начала 1960-х годов, стагнация экономики и хозяйства в конце 1970-х годов, вторжение в Афганистан, «перестройка», ликвидация Советского Союза в 1991 – станет нам более понятным, если рассматривать перечисленные события с точки зрения социальных интересов самовоспроизводившегося на протяжении десятилетий «нового класса».

Возможно, небезосновательна точка зрения, в соответствии с которой социалистический эксперимент в России в ХХ веке был одним большим «предпринимательским проектом» в интересах небольшой группы номенклатурных работников, существовавших за счет без-жалостно эксплуатируемого населения Советского Союза. Тогда, как мне кажется, пра-вильнее называть его «олигархическим проектом». Предупреждая неизбежные вопросы, я бы хотел отметить, что Сталина, которого власть сейчас активно пытается представить в роли «эффективного менеджера», ни в коем случае нельзя отделять или обособлять от но-менклатуры. В отличие от Гитлера, обладавшего безусловной харизмой и качествами по-литика, способного соблазнить немецких избирателей, Сталин мог достичь вершин абсо-лютной власти только в однопартийном государстве, монополизированном номенклатурой. И, как это не покажется парадоксальным, это еще большой вопрос – была ли власть Сталина в 1930–1940-е годы в действительности абсолютной…

С моей точки зрения, Сталин, как личность, политик, «мастер власти», на самом деле вы-ражал только консолидированную волю номенклатуры Коммунистической партии. По справедливому замечанию Михаила Восленского, Генеральный секретарь в исторической ретроспективе оказался лишь «ставленником своих ставленников», знавший, что «они не-уклонно выполняют его волю, лишь пока он выполняет их волю». Действительно, Сталин, когда-то начавший свою партийную карьеру в качестве уголовного преступника и кавказ-ского разбойника, занимавшегося организацией вооруженных ограблений, по прошествии многих лет с легкостью мог манипулировать съездами, уничтожить любого номенклатурного работника, инициировать кадровые чистки и репрессии внутри аппарата… Но он не мог игнорировать корпоративные интересы номенклатуры, тем более – избавиться от нее, так как мгновенно бы лишился социальной опоры. 

Поэтому, когда зимой 1953 года краткосрочные намерения Сталина, потерявшего чувство политической реальности, вступили в острый конфликт с интересами номенклатуры, он потерпел неизбежное поражение и погиб. Умер ли Сталин в результате медикаментозного воздействия или ему просто вовремя не оказали медицинскую помощь, не имеет принци-пиального значения. Важно, что за его смертью стоял своеобразный заговор ведущей «четвёрки» высшей номенклатуры КПСС в лице Лаврентия Берия, Георгия Маленкова, Никиты Хрущёва и Николая Булганина. После смерти Сталина номенклатура руково-дствовалась инстинктом самосохранения. Сегодня, благодаря откровенным признаниям самих высокопоставленных номенклатурных работников (см., например: Черняев А. С. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991. М., 2008), неуклонная деградация со-ветской экономики в 1960–1970-е годы и неэффективность брежневского управления, не вызывают сомнений. В середине 1980-х годов, когда системный крах советской экономи-ческой модели стал очевидным, молодое поколение номенклатуры КПСС инициировало так называемый процесс «перестройки», в ходе которого состоял обмен некогда привычного общественного статуса на крупную собственность.