Адекватор. Три хороших сценария от МЭР
Комментарии
Циклические индикаторы. Опережающий индекс: хуже пока не будет
Консенсус-прогноз. Опрос профессиональных прогнозистов: все на прежних позициях
Макроэкономика. Заход на посадку
Макроэкономика. Старые споры о главном, или Перегрета ли экономика России?
Реальный сектор. Строительство: новая динамика – эпизод третий
Инфляция. Всплеск на ровном месте
Платежный баланс. Условия долгосрочной устойчивости
Бюджет. Возможности фискального стимулирования экономики
Денежно-кредитная политика. Бессмысленный доклад Банка России
Экономика в «картинках»

Адекватор

Три хороших сценария от МЭР

29 января 2013 г. Минэкономразвития опубликовал на своем сайте новую версию долгосрочного прогноза социально-экономического развития на период до 2030 года. Правда, всего через несколько дней прогноз был убран из открытого доступа – хочется верить, из-за того, что был отправлен на доработку. Из документа следует, что экономические ведомства еще достаточно далеки друг от друга в вопросах о ресурсных условиях реализации прогноза и необходимости соблюдения/модификации недавно принятого нового бюджетного правила. Зато они, эти ведомства, едины в своем, на наш взгляд, ничем не обоснованном оптимизме в оценке возможностей ускорить рост экономики с нынешних 2–3% (во втором полугодии 2012 года) до 4–5% ежегодного роста в долгосрочном периоде. Как и в предыдущей версии прогноза, основные сценарии базируются на одинаковых внешних условиях, а разница в темпах роста между консервативным, инновационным и форсированным вариантами обеспечивается не различными наборами решений властей, а различиями в видении глобальных структурных сдвигов в российской экономике. (Не подумайте, что мы сошли с ума: как еще можно описать, например, посылы, что в инновационном сценарии в России резко вырастет экспорт инновационной продукции и возникнет современная фармацевтическая промышленность. И все это к 2018 году.) При этом только форсированный сценарий позволяет достичь всех целей, предусмотренных указами Президента от 7 мая. Стоит ли после этого отвечать на вопрос, какой сценарий стал базовым для МЭР?

Если заложенный в основу прогноза сценарий развития мировой экономики представляется излишне консервативным по сравнению, например, с последними прогнозами МВФ¹, то для России наблюдается обратная картина: на 2015–2017 гг. оценки МВФ – ниже оценок инновационного сценария МЭР на 0,6–1,2 п.п. В недавно появившемся прогнозе ОЭСР долгосрочные перспективы развития России также оцениваются более негативно. Если темпы роста среднедушевого ВВП России в период с 2010 г. до 2030 г. составляют 4,0 и 4,9% в год в инновационном и форсированном вариантах соответственно, то в базовом сценарии ОЭСР они оцениваются лишь в 3,75%. Если в соответствии с прогнозом МЭР доля России в мировой экономике к 2030 г. увеличивается на 0,5 п.п. в инновационном и на 1,5 п.п. в форсированном сценарии, то в соответствии с прогнозом ОЭСР – сокращается на 0,4 п.п. к 2030 г. и на 1,3 п.п. – к 2060 г.

Таким образом, сделанные для России прогнозы международных организаций близки к траектории консервативного сценария. Однако с точки зрения существующих тенденций в российской экономике нам даже консервативная траектория представляется завышенной. Восстановительный рост экономики, происходивший в 2010–2011 гг., завершён; докризисную инвестиционную привлекательность Россия потеряла (раньше премиями за высокие риски служили большие прибыли, получаемые за счёт бурного роста внутреннего спроса); внешний спрос практически не растёт. 2012 год стал переломным – начался переход от восстановительных темпов роста к умеренным долгосрочным, что подтверждается не только данными за год в целом, но прежде всего – значительным замедлением текущей динамики ВВП и выпуска ключевых секторов экономики. По нашим оценкам, темпы роста ВВП в ближайшие годы могут замедлиться до 2% в год, в то время как согласно прогнозу МЭР средний темп роста в 2013–2030 гг. составит 3,2%.

Завышенная оценка темпов роста в консервативном сценарии ведет к недооценке рисков, в том числе в бюджетной сфере. Поскольку консервативный сценарий МЭР является базой для инновационного и форсированного сценариев, то потенциал увеличения темпов роста в этих двух сценариях за счет экстенсивных (ресурсных) факторов также переоценен. По нашему мнению, сохранение дефицита на уровне 1–1,8% вместо выхода на бездефицитный бюджет обеспечит ускорение темпов роста всего на 0,2–0,3% в год. Таким образом, смягчение бюджетного правила ради достижения более высоких темпов роста себя не оправдывает. Хотя оно может стать необходимым, если структурные проблемы бюджета, такие как дисбаланс пенсионной системы, перекос расходов федерального бюджета в сторону силового блока, необеспеченность новых социальных обязательств региональных бюджетов доходными источниками так и не будут решены.

Хотя форсированный сценарий выбран Минэконмразвития в качестве целевого и в то же время признан более трудным для осуществления, чем инерционный или инновационный, однако его специфика с точки зрения институциональной и нормативно-законодательной поддержки в представленном документе четко не определена. Раздел, посвященный институциональным преобразованиям, находится в конце документа – в основном он акцентирован на «технических» реформах и не описывает процесс трансформации базовых институтов государства. В силу этого создается впечатление о зависимости траектории сценариев исключительно от их ресурсного обеспечения, а не от институциональных преобразований.

В прогнозе явно переоценивается рост конкурентоспособности российских производителей на внутреннем рынке за последнее время. В тексте прогноза отмечается, что резкое замедление темпов роста импорта и большая ориентация внутреннего спроса на отечественную продукцию стало «новым» фактором 2012 года, когда рост импорта замедлился до 5,3% против 20–28% в 2010–2011 гг., несмотря на снижение части импортных пошлин. При этом обоснованно отмечается, что это связано как со снижением прироста внутреннего спроса с 9,1% в 2011 г. до 4,8%, так и со значительным изменением структуры спроса за счет сокращения спроса на запасы. Однако структурный фактор может носить временный характер, и делать вывод об устойчивом снижении темпов прироста импорта и его эластичности относительно динамики внутреннего спроса, как это сделано в долгосрочном прогнозе, преждевременно.

Как инновационный, так и форсированный сценарии являются социально ориентированными: они предусматривают опережающий рост оплаты труда в бюджетной сфере (образование, здравоохранение) и средней зарплаты по экономике в целом (это связано как с реализацией соответствующей бюджетной политики, так и с ожидаемым дефицитом трудовых ресурсов). Экономический рост в экономике, ведомой заработной платой (wage led economy), возможен в том случае, если рост заработной платы, стимулируя внутренний спрос, одновременно стимулирует инвестиции, которые реагируют не на норму прибыли как таковую, а на прочие факторы, способствующие росту инвестиционной активности. В рамках долгосрочного прогноза – это, прежде всего, лучший инвестиционный климат и условия ведения бизнеса, что для форсированного сценария имеет крайне важное значение (большее, чем в двух других сценариях).

Переход к устойчивому чистому притоку капитала в консервативном сценарии маловероятен. Во-первых, это совершенно не соответствует последним тенденциям: в 2011–2012 гг. отток капитала из сектора нефинансовых предприятий устойчиво превышал приток. Во-вторых, приток капитала только за счет финансового сектора возможен, но эти потоки гораздо более волатильны и не могут определять долгосрочную тенденцию. В сценариях развития переход к чистому притоку капитала возможен, если он будет обеспечен масштабным чистым притоком ПИИ и сокращением объемов бегства капитала. При этом, с точки зрения торгового баланса, чистый приток капитала должен абсорбироваться преимущественно увеличением инвестиционного импорта, иначе сопровождающий чистый приток капитала переход к отрицательному СТО просто невозможно объяснить (единственный шанс удержать такую конструкцию состоит в растрате валютных резервов Банком России, который, конечно, готов иногда пойти на это, но до определенного предела).

Динамику инфляции, предусмотренную консервативным сценарием прогноза МЭР (снижение до 2,6% в 2026–2030 гг.), мы также считаем нереалистичной, поскольку в рамках этого сценария ослабление инфляционной активности происходит на фоне сохранения в целом прежней структуры экономики, а также при сохранении высоких темпов роста реальных располагаемых доходов населения (3,7% в 2013–2030 гг.). Все это, по нашим оценкам, не позволит инфляции опуститься до уровня ниже 4,5%. Снижение темпов инфляции в инновационном и особенно в форсированном сценариях (до 2,6 и 3,0% в 2026–2030 гг. соответственно) также достаточно проблематично из-за масштабного притока кредитных ресурсов и разогрева экономики. Снижение инфляции (и то более плавное) возможно, по нашему мнению, только при условии масштабных и глубоких институциональных преобразований, которые приведут к существенному снижению административных барьеров, рисков ведения бизнеса, усилению конкуренции, сокращению коррупционной составляющей экономики и пр. Важнейшим условием снижения инфляции в рамках всех трёх сценариев также являются более низкие темпы индексации тарифов на услуги естественных монополий.

В представленном прогнозе недооценивается необходимый объём рефинансирования коммерческих банков со стороны Центрального банка. По состоянию на конец 2012 года объём такого рефинансирования составлял 5,3% ВВП. Для достижения заданных в прогнозе темпов роста кредитования частного нефинансового сектора требуемый размер рефинансирования во всех трёх вариантах к 2020 году должен вырасти. Даже в идеальных условиях, подразумевающих рывок в совершенствовании банковских технологий и инфраструктуры денежного рынка, а главное, резкий рост деловой активности практически во всех отраслях экономики, объёмы рефинансирования в 2020 году в инновационном варианте должны возрасти в полтора раза. При отсутствии хотя бы одного из вышеперечисленных факторов для достижения содержащихся в расчётах МЭР темпов кредитования частного нефинансового сектора рефинансирование коммерческих банков со стороны ЦБ должно вырасти кратно. В этой связи в прогнозе не раскрыт вопрос о наличии возможности рефинансирования банков со стороны Банка России в требуемом объёме без принятия на себя чрезмерно высоких рисков, а также без предоставления необоснованных конкурентных преимуществ крупнейшим банкам, прежде всего с госучастием.

Наконец, идея о том, что экономика России со временем будет становиться более устойчивой к внешним шокам, носит явно политический характер. Даже если предположить, что экономика будет стремительно диверсифицироваться, это еще не означает, что она станет более устойчивой. Во время кризиса 2008–2009 гг., например, энергетический сектор мировой экономики, несмотря на снижение цен на нефть, в физических объемах пострадал в наименьшей степени, а наиболее сильный спад наблюдался в машиностроении. Также МЭР исходит из, на наш взгляд, слишком оптимистичных представлений о волатильности инвестиций в основной капитал и ни словом не упоминает о наиболее волатильной компоненте ВВП – приросте запасов. Даже в США темпы изменения инвестиций измеряются двузначными числами (скажем, в 2008 г. они упали на 18,1%). Поэтому для России падение инвестиций в ходе последующих кризисов на 4% в инновационном варианте и даже на 8% в консервативном – это совершенно нереалистично (напомним, что в 2009 г. было минус 14,4%). Что же касается прироста запасов, снижение волатильности которых является основным «ресурсом» для снижения волатильности российской экономики, то о них в докладе МЭР вообще не упоминается.

Существенным недостатком является то, что в сценарных прогнозах не идентифицированы и не описаны риски возникновения рецессий в российской экономике вследствие внутренних причин, а не внешних шоков.

Наталья Акиндинова, Николай Кондрашов, Валерий Миронов,
Дмитрий Мирошниченко, Сергей Пухов, Сергей Смирнов, Андрей Чернявский