Василий Александрович Мельниченко, директор сельхозпредприятия «Галкинское», председатель движения «Федеральный сельсовет», личность ныне известная. Трудно найти другого агрария, чьи мнения так успешно доносят до своих читателей наши СМИ, что не слишком характерно, когда речь идет о человеке с явно оппозиционными взглядами.
На этот раз Мельниченко выступал на площадке партии «Яблоко».
Исправим сразу ошибку, которую делают многие СМИ, называя Мельниченко фермером. На самом деле, он – глава агрофирмы «Галкинское», имеющей, судя по его рассказам, все признаки бывшего совхоза, зам. директора которого Василий Александрович был при советской власти. Если же оперировать современными терминами, то у него предприятие, относящееся к среднему бизнесу и претерпевающее всё, что и любой другой средний бизнес в сельском хозяйстве. Может, даже чуть меньше, поскольку Мельниченко умеет за себя постоять и пользуется при этом достаточной известностью.
Начал Василий Александрович разговор со слушателями с обиды на людей, утверждающих, что «русские лентяи, пьяницы, отказываются от земли». «Это всё легенды, - сказал он. - Работать мы умеем».
Однако для того, чтобы крестьяне работать перестали, по его мнению, сделано много: «Когда отобрали у крестьян российских орудия труда, вы помните, был такой чудесный закон «О финансовом оздоровлении предприятий».
Тут надо заметить, что из контекста следует: Василий Александрович объединяет два закона - ФЗ N 83 от 9 июля 2002 г. «О финансовом оздоровлении сельскохозяйственных товаропроизводителей» и ФЗ №127 от 26 октября 2002 г. «О несостоятельности (банкротстве)», но это не суть важно, учитывая то, что говорится дальше.
А говорит он следующее: «Тогда специально обученные люди ездили по сёлам, деревням и посёлкам и отнимали имущество, вырезали коров… Отнимали всё. А потом, через несколько месяцев, когда последний трактор был продан, шла пропаганда: русские крестьяне ленивы, они в деревнях ничего не хотят делать, мы им и денег хотели дать, а они не работают.
Это была неправда: мы от земли не отказывались, мы хотели работать и старались работать. Но ничего не получилось: и времени уже не было, и всё было отобрано».
Надо сказать, что конкретные высказывания о сельском хозяйстве легко перемежаются у Мельниченко с высказываниями политическими, а в какой-то мере и философскими. Поэтому после истории о разорении сельских хозяйств он неожиданно замечает, что, по его мнению, необходимо народу «Только была бы вера в нашу власть, любую, какой бы она ни называлась. Крестьяне всегда были приучены верить власти, они хотели верить, и просто ходить на работу».
Свой сельскохозяйственный кооператив Мельниченко создавал в 1988 году: «Я работал зам. директора совхоза. Инициатива тогда поддерживалась, мы очень быстро поднялись: уже в 92-м году наш сельскохозяйственный кооператив по объему реализации продукции опережал чуть ли не полрайона. Работало у нас 260 человек.
А потом всё как бы перевернулось. Где-то всё начало пропадать. Соседи первые полегли, как раз под натиском закона о финансовом оздоровлении. Целые территории начали вырезать скот. И девальвировалось население.
Это было страшно: взрослые мужчины остались без работы. Если взять место, где я живу, то здесь тысяча квадратных километров, 15 сёл и деревень, где когда-то было пять сельсоветов и проживало 5500 жителей. Дойное стадо было больше 10 тысяч голов. И было 6 школ, 3 больницы.
На сегодняшний день у нас закрыто уже три школы и 2 больницы. Скота нет, ничего нет, проживает 3190 человек.
Буквально две недели назад мы инициировали встречу активистов – руководителей ещё оставшихся на этой территории производств с нашими региональными министрами. Приехали министры из Екатеринбурга, а вопрос у нас был один – что спрашивать, когда уже всё понятно. Они нашего вопроса не ожидали, привезли целые отчёты, сколько работы выполнили, сколько денег выделили. А мы говорим: нам бы график, когда закроете последнюю больницу, когда – последнюю школу. Наш индивидуальный предприниматель Мазалинов должен знать, когда ему свою ферму ликвидировать: после того, как школу закроют, у него доярок уже не будет».
По словам Мельниченко, закрыли прекрасную школу-восьмилетку, дом культуры, библиотеку. И ни одного рабочего места не прибавилось.
Он предлагает: «Пройдитесь по другим территориям – ситуация примерно одинаковая. Лишь кое-где остались островки того, что называют сельским хозяйством».
Почему так происходит? Почему нам так трудно сейчас работать?
Задав эти вопросы, Мельниченко сам же на них отвечает: «Вот пример моего села. Мы находимся в четырёх километрах от города (Галкинское сельское поселение расположено в центральной части Камышловского района, севернее города Камышлов. Граничит на западе с городским округом Сухой Лог, на востоке — с Пышминским городским округом – В.В.). Это пригородное село. Автобус ходит каждый час. 960 жителей. У нас большая племенная ферма, другие производства (овощи выращиваем).
На последнем заводе, оставшемся в городе, тариф на электроэнергию – 2,20. У меня на ферме – 5,80. Мы пытаемся узнать в Региональной энергетической
комиссии, у других представителей власти, почему такая разница? Почему мы так унижены? Нам говорят: наверное, это оттого, что расстояние от города. Вы электроэнергию тачками что ли возите? Провода ещё при Брежневе все провели, трансформаторы все были ещё совхозными.
Чем это можно объяснить?».
По мнению Василия Александровича, и его он выскажет не один раз за вечер, единственной целью государства является ликвидация любого вида производственной деятельности территорий.
«Это касается и налоговой системы, где с каждым годом всё изощренней придумывают, как сделать, чтобы мы не могли нормально отчитаться, чтобы мы не могли нормально работать, чтобы нас оштрафовали. Существует 18 государственных инспекций, имеющих единственную цель – приехать и оштрафовать».
Для примера Мельниченко рассказывает историю одной проверки: «Меньше года назад к нам приехала плановая проверка, целая группа. Предупредили заранее. В группе человек пять, все в погонах – эти государственные служащие теперь все в погонах.
- Аттестация рабочих мест, проверка воздуха, воды…
- Хорошо, - говорю, - поехали на поле – там сейчас картошку копают.
- Как на поле?
- Так у нас там и есть рабочее место, там и мерять надо.
- Нет, давайте в машинно-тракторную мастерскую.
- Давайте.
Захожу, а там тракторист и бригадир.
- Вот приехали, чтобы вы на работу больше не ходили.
= Мы не для того приехали…
- Нет, мужики, они приехали для того, чтобы вы здесь никогда не работали.
- Зачем Вы так?
- Именно так.
На этот раз нас не наказали».
Зато, говорит он, все окрестные предприятия, где есть молочные фермы, а они все были построены в 80-х годах, оказались виноватыми. Тридцать с лишним лет назад не были предусмотрены мойки, чтобы при въезде и выезде мыть колёса тракторов. А теперь по санитарным нормам должна быть мойка. На старых фермах этого никто не может сделать. Вот на новых современных комплексах – да. Людей штрафуют.
«А кто возьмёт кредит,- объясняет Мельниченко, - этот бесконечный процент, то его потом оштрафуют за отсутствие при мойке очистных сооружений. Как ты будешь так работать?
Ещё одна деталь. Проверяющие предлагают: подайте на нас в суд. Поскольку вы в плохом финансовом состоянии, вам штрафы скостят. И это, действительно, так. А вилка там от 200 до 500 тысяч за такое нарушение.
И у нас рядом село, где раньше жило около 360 жителей, была большая ферма, сейчас нет рабочих мест. В окрестных посёлках рабочие места заканчиваются. То есть территория в тысячу квадратных километров должна в ближайшие годы без работы, люди должны оттуда уехать.
Моё мнение, что это – целенаправленная аграрно-промышленная политика. Я считаю, что это – корыстная политика, оправданная, с точки зрения властей: территория освободится, и её можно будет сдавать в концессию. Пример – история на Хопре, где решили добывать никель: не было бы жителей, кто бы заикнулся о том, надо ли его добывать. Никаких проблем бы не было».
Мысль о том, что крестьян просто хотят согнать с земли, у Мельниченко присутствует постоянно. Это – его болевая точка.
С ним можно соглашаться. Ему можно не верить. Но он работает на земле, и это его страхи, его боль.
Мельниченко сказал ещё много интересный вещей, но об этом потом.