О вопросах взаимоотношений бизнеса и государства, поведении бизнеса в условиях кризиса и многом другом мы беседуем с Андреем Яковлевым.
- Андрей Александрович, все вопросы, которые я хотел бы Вам задать, так или иначе связаны с кризисом, в условиях которого мы живём уже не первый год. И начать бы мне хотелось с Вашей прошлогодней статьи «Россия после кризиса: в каких отраслях экономики возможен рост», опубликованной 11 марта 2015 года в газете «РБК Daily».
Вы писали в ней:
«Потрясения на валютном рынке в конце прошлого года наряду с очевидными негативными изменениями в экономике порождают и определенные позитивные последствия. Несколько отраслей – металлургия, химия, сельское хозяйство – в силу девальвации получили заметные преимущества перед иностранными конкурентами, причем не только на внутреннем, но и на внешнем рынке. С этим может быть связано некоторое оживление в промышленности, фиксируемое и Росстатом, и конъюнктурными опросами ВШЭ. Для целого ряда отраслей девальвация означает снижение издержек.
…Другая отрасль, выигрывающая в краткосрочной перспективе, – агропромышленный комплекс. Сразу после введения ответных продовольственных санкций на российском рынке стало физически не хватать определенных товаров, и некоторые предприятия работали почти в круглосуточном режиме. Какое-то время на рынке неизбежно будет дефицит. Но компании, которые работают на российском рынке с российским сырьем и российскими рабочими, точно будут пытаться занять эти ниши.
…Эта ситуация отчасти похожа на ту, что сложилась после девальвации 1998 года, хотя тогда очень существенную роль сыграл и общий рост экономики.
Еще одна отрасль, которая может выиграть от девальвации и роста геополитической напряженности, – это внутренний туризм. Сейчас выездной поток туристов резко сокращается, как в силу ограничений на зарубежные поездки для госслужащих, так и в силу подорожания зарубежных туров. На этом фоне однозначно увеличится спрос на туры в пределах России, и те фирмы и регионы, которые вовремя и качественно отреагируют на него, имеют шанс существенно расширить свою долю рынка.
Сумеет ли бизнес воспользоваться такими возможностями?».
Что Вы скажете сегодня?
- Если брать итоги прошлого года, то, насколько я помню, при общем падении около 4%, в сельском хозяйстве и в химической промышленности был рост на уровне 3%. И это отражает те процессы, те тенденции, о которых я говорил год назад.
Вопрос в том, что, если бы общая ситуация, как макроэкономическая, так и общественно-политическая, была несколько иной, то и спада могло бы не быть. И темпы роста в этих двух конкретных отраслях могли быть и выше.
Здесь, на мой взгляд, можно провести аналогию с событиями 1998 – 1999 года, когда тоже была девальвация, которая дала определённые шансы и определённые возможности для целого ряда отраслей.
Но тогда это наложилось на довольно серьёзные дискуссии в элите о том, куда двигаться дальше, и совпало не только с формированием новых вариантов видения будущего (я хорошо помню дискуссии, которые были весной и летом 1999 года), но и с одновременным обновлением людей, занимавших высшие государственные должности. Сначала Примакова сменил Степашин, потом его – Путин. И в повышении личного рейтинга Путина помимо второй чеченской кампании, на мой взгляд, очень существенную роль сыграло его заявление о создании ЦСР и необходимости разработки стратегии развития страны до 2010 года, сделанное в сентябре или октябре 1999 года.
По сути дела впервые за десять с лишним лет один из высших руководителей страны заговорил о необходимости длинной стратегии. И это был сильный позитивный сигнал в первую очередь для элит. Было сказано, что государство начинает задумываться на перспективу.
Получилось сложение краткосрочных позитивных импульсов, которые были связаны с девальвацией, и изменение в позитивную сторону среднесрочных и долгосрочных ожиданий. И это, на мой взгляд, стало предпосылкой для того экономического роста, того динамичного развития, которое было в 2000-х годах: институты развивались, реформы проводились – много чего делалось.
Сейчас, я считаю, проблемой является то, что эффекты девальвации были и никуда не исчезли, но они нейтрализуются очень высокой сохраняющейся неопределённостью. Эта неопределённость, может быть, только сейчас стала как-то снижаться за счёт возникающего ощущения достижения какого-то кратко – среднесрочного баланса в геополитическом сфере.
К началу прошлой осени сложилась тупиковая для нас ситуация на Украине, где мы завязли без каких бы то ни было перспектив. И ситуация с Сирией, при всех проблемах, которые она породила для бизнеса в контексте разрыва отношений с Турцией и так далее, тем не менее, дала ощущение нового военно-стратегического баланса, при котором помимо взаимных санкций вновь появились элементы переговоров с Западом. Но все это не означает прояснения будущего: это – скорее снятие текущего напряжения, но пока что без понимания, где мы, на самом деле, находимся и куда можем двигаться.
- И что же дальше? Есть ли признаки позитивных изменений?
Не знаю, обратили ли Вы внимание на создание рабочей группы в администрации по урегулированию конфликтов между силовиками и бизнесом.
- Да, на это, по-моему, все, кто интересуется проблемами бизнеса, внимание обратили.
- Идея о создании такой группы прозвучала в середине февраля в рамках встречи Путина с Александром Шохиным. Насколько я знаю из общения с коллегами, это не было инициативой РСПП. Это была инициатива Путина.
И мне кажется, что это признак начинающегося в головах больших начальников отрезвления – с пониманием того, что мы можем сколь угодно вставать с колен и защищать свои права на глобальной арене, но, если у нас при этом не будет хотя бы минимально развивающейся экономики, надолго нас не хватит.
Сам формат созданной рабочей группы довольно своеобразный: туда позвали представителей четырех основных силовых структур (МВД, ФСБ, Генпрокуратура и СКР), четыре ведущие бизнес-ассоциации (РСПП, ТПП, «Деловая Россия» и ОПОРА) и двух представителей из администрации – Ларису Брычеву (главный юрист) и Андрея Белоусова (главный экономист).
- Можно сразу вопрос: только что в одном издании экономического направления был опубликован комментарий к взаимоотношениям президента страны и бизнеса. Речь шла о том, что как только Путин пытается наладить отношения с бизнесом, смягчить ситуацию и так далее, люди в силовых структурах, не в руководстве, а на среднем уровне, начинают резко это саботировать.
- Ну, это как раз понятно: есть группы интересов, причём зачастую работающие на сугубо частные интересы, в лучшем случае интересы ведомственные, а не на интересы государства.
Попытки изменения бизнес-климата начались уже давно, еще с 2009 года. Здесь и инициативы «Деловой России» по внесению изменений в уголовный кодекс (с запретами на аресты предпринимателей), и появление института уполномоченного по защите прав предпринимателей, и Национальная предпринимательская инициатива с задачей повышения позиций России в рейтинге Doing Business.
Но есть ещё одна, параллельная, реальность. Вот были усилия по улучшению бизнес-климата. И был арест Евтушенкова, который в моём понимании имел для бизнеса шоковые последствия. Не знаю, зачем это было нужно, хотя слышал разные истории, объясняющие, почему это происходило. Однако складывается ощущение, что люди из силовых структур, действуя в своей логике, не осознают более широких общеэкономических последствий своих действий.
Поэтому я опять хочу вернуться к истории с рабочей группой. В чем ее отличие от предшествующих попыток улучшения делового климата? Раньше все эти попытки скорее были инициативой людей из президентского окружения. Путин эти идеи озвучивал, но не брал их на себя лично. Однако все эти попытки, включая создание института Уполномоченного по защите прав предпринимателей, не дали отдачи. И нынешняя история отличается тем, что она явно персонализирована. Это – индикатор осознания проблемы на высшем уровне с признанием наличия двух ключевых групп (бизнес, от которого зависит экономика, и силовики, которые реально управляют страной) и попыткой поиска баланса между ними. Даст ли это что-либо в реальности – это отдельный вопрос и мы к нему еще вернемся.
Но есть и другая часть истории, связанная с возвратом Алексея Кудрина к более активной практической деятельности. И это связано не только с его назначением в ЦСР, но и с его введением в качестве зампреда в экономический совет при президенте. Как следует из выступлений Кудрина, в рамках проекта ЦСР-2.0 от него ждут программу действий на период после 2018 года. При этом очевидно, что это будет не только экономическая программа – так как Кудрин неоднократно заявлял, что для него важными являются реформы в области правоохранительной деятельности. Также он говорил, что недостатком Стратегии-2020 было отсутствие учета факторов внешней политики. И то, что Кудрин не сразу дал согласие на назначение в ЦСР, на мой взгляд, свидетельствует о внутреннем согласовании реального мандата и полномочий, получаемых им вместе с этим назначением. В контексте всего этого, в моем понимании, ЦСР-2.0 в ближайшие месяцы может стать площадкой для поиска возможных балансов и компромиссов в элите. Это важный сдвиг – но еще год назад высшая элита к такому диалогу была еще не готова.
Продолжение следует.
Беседовал Владимир Володин.