Юрий Вячеславович Симачёв регулярно выступает на страницах нашего сайта. Наша сегодняшняя беседа – о проблемах роста отечественной экономики и не только о них.
- Юрий Вячеславович, в связи с приближающимся Новым годом у нас началось подведение печальных итогов и высказывание апокалипсических прогнозов.
Например, Алексей Леонидович Кудрин, бывший министр финансов и вице-премьер, а ныне – руководитель Счётной палаты заявил, что «после Второй мировой войны у нас такого длинного периода в истории России, чтобы мы жили больше 10 лет с таким темпом роста [экономики] — 1%, нет». «Мы, в общем-то, попали в серьезную такую застойную яму, серьезную», — уверен Кудрин. По его словам, общий потенциал роста, даже в «успешные годы» с небольшим темпом роста экономики, составляет всего 1,6–1,8%. А в этом году, наверное, будет примерно 1,6% — ниже официального прогноза.
Я помню, как ещё в советские времена утверждалось: для нормального экономического развития необходим рост экономики в 4%. Что у нас, на самом деле, с Вашей точки зрения, происходит?
- Первое, что я хотел бы сказать: Алексей Леонидович прав, говоря, что, если не будет структурных реформ, то будут низкие темпы роста. И я в этом никакой принципиальной новизны не вижу. Понятно, что, с одной стороны, нам нужны более высокие темпы роста, существенно более высокие 3% - 4%.
Вы помните: когда-то нам хотелось, чтобы рост был более 7%.
- Я это хорошо помню.
- А сейчас – хотя бы 3 – 4%.
Поскольку сейчас есть такое редкое единодушие экспертов, что по большинству направлений у нас структурные реформы не состоялись, то возникает вопрос: если даже без структурных реформ мы как-то растём, то с ними точно должна быть какая-то прибавка к темпам роста.
Существуют, естественно, разные оценки, что это может дать, но принципиальный вопрос здесь: с одной стороны, - политическая воля, с другой, - эффективная реализация этой воли при структурных изменениях.
- Увы, пока нам вместо структурных реформ повышают НДС, вводят «экспериментальный» налог на самозанятых и принимают целый ряд других непопулярных мер, основная задача которых – вытряхнуть из карманов населения все деньги, которые там ещё остались.
- У нас ситуация, при которой получается, что в области макроэкономики Россия реализует достаточно качественную и ответственную политику. И получается, что дальше все меры по спасению экономики опять же концентрируются на уровне макроэкономической политики. Там мы научились достаточно эффективно решать проблемы: проблемы, связанные с волатильностью курса, проблемы, связанные с инфляцией (их мы решаем достаточно эффективно), проблемы с устойчивостью банковской системы, с устойчивостью бюджета. В этих областях есть чёткий прогресс.
Поэтому сложилось общее ощущение, и оно такое грустное, что, сколько мы ни говорим про структурные реформы, ничего особого у нас с ними не происходит. И единственное, что нас спасает – это некоторые меры внутри макроэкономической политики. Поэтому резко сужается возможный инструментарий. Из-за этого в гораздо меньшей степени можно рассчитывать на мотивацию самого бизнеса и самих граждан по развитию. Да, это всё существенно ограничивается.
Так что, с одной стороны, можно быть достаточно спокойным, что не будет каких-то катаклизмов, но при этом нельзя рассчитывать на какие-то исключительно высокие темпы роста, поскольку решения, связанные с темпами роста, уже вне макроэкономической политики. То есть макроэкономическая политика должна остаться такой же ответственной, консервативной, безусловно, лучше без повышения налоговой нагрузки на экономику, обеспечивающей сбалансированность доходов и расходов бюджета, низкую и достаточно прогнозируемую инфляцию – и всё. А все остальные решения должны быть вне этого.
- Юрий Вячеславович, как я понял, Вы считаете, что нам сейчас не грозят новый дефолт и другие катастрофические события. Но вот «Газета. Ru» опубликовала буквально на днях интервью с известным Вам человеком, бывшим зампредом ЦБ, Сергеем Алексашенко. Вот одна из высказанных им оценок сегодняшней ситуации:
«Политика госдолга, дефицита бюджета — нормальный инструмент экономической политики. И большинство стран, которые используют этот инструмент, они как-то вот избегают экономических катастроф. Некоторым странам этого избежать не удается. Но означает ли это, что такой инструмент вообще никогда нельзя использовать? Нет, не означает.
Но у нынешнего Минфина другая точка зрения. Мне кажется, что это ошибка. Мне кажется, что они не понимают изменившейся ситуации. Мне кажется, они не понимают, что в 98-м году перед Россией стояла политика макроэкономической стабилизации, которой мы, кстати, достигли только после августовского кризиса.
А сейчас стоит задача повышения темпов экономического роста в условиях пониженной экономической активности. Это разные ситуации, и должны применяться разные инструменты с разной эффективностью. А Минфин этого не понимает, не хочет понимать, не хочет слышать аргументы».
Между прочим, как раз сегодня в ленте новостей появилось сообщение, что Минфин собирается начать новый раунд продажи евробондов.
Как Вы смотрите на то, что Алексашенко сравнивает сегодняшнюю ситуацию с ситуацией двадцатилетней давности? Ведь он, видимо, не исключает возможность катастрофы.
- Понимаете, любой уважающий себя эксперт не исключает никаких вариантов развития событий. Но он старается говорить о некоей вероятности, о необходимых условиях, предшествующих тем или иным событиям.
Лично я считаю, что при сохранении той политики, которая проводится, вероятность каких-то катаклизмов достаточно низка. Это обусловлено рядом причин, прежде всего, определяющих макроэкономическую стабильность и возможность эффективного реагирования на макроуровне на различные внешние воздействия.
С чем я готов согласиться: сейчас для нас гораздо более критичны более высокие темпы роста. Действительно, 1,5% - это отнюдь не здорово. Может быть, для какой-нибудь другой страны это и нормально, но для нас – очень мало. Наша страна, что ни говори, находится в положении догоняющей экономики, и как бы ей не стать отстающей экономикой. Если у нас будут низкие темпы роста, прежде всего, в технологическом плане, в образовательном плане, то мы окажемся в куда более сложном положении, чем какая-то другая страна, которая могла бы спокойно жить при тех же 1,5%. Для нашей страны это очень сложно в силу её масштабов и очень серьёзной неоднородности развития: и региональной, и секторальной. И надо учитывать множество вызовов, которые сейчас есть. Причём вызовов не только наших внутренних, а фундаментальных, общечеловеческих, с которыми сталкивается не только наша страна.
Можно, конечно, говорить, что Минфин чего-то не понимает. Но, по-моему, Минфин всё понимает, по крайней мере, на уровне руководства. Просто надо понимать, что у Минфина есть свой инструментарий, в рамках которого он может исполнять какие-то танцы или песни. Других возможностей у него нет. И есть некоторый опыт, говорящий, что всё время по каким-то причинам те или иные структурные изменения до конца не доводятся и к заметным существенным результатам чаще не приводят, чем приводят.
Я неоднократно говорил, что мы не замечаем каких-то позитивных моментов, позитивных сторон. И эта картинка, когда есть позитивные изменения на микроуровне, но мы их не видим на макроуровне – она, действительно, очень существенна. И, с моей точки зрения, это связано с некоторой противоречивостью подходов к развитию страны.
Смотрите: с одной стороны, мы из всех кризисов вынесли некоторый опыт, говорящий, что ручное управление – это не так плохо, что иногда так и надо делать. И мы почему-то этот опыт стали обобщать и считать, что в процессе развития это тоже полезно. Можно, конечно, сказать, что все страны пересматривают устоявшиеся мнения об участии государства в экономике. Но пересматривают, в каком смысле? Они считают, что в периоды кризисов государство должно глубже входить в экономику. Но при переходе к этапам развития оно не должно так глубоко в ней сидеть. То есть допускаются некие нормальные циклы. А у нас есть линия на то, чтобы государство глубоко сидело в экономике, и её активно реализуют отдельные министерства, которым так удобнее работать. Им так удобнее решать возникающие проблемы.
С одной стороны, это приводит к тому, что им удобнее в ручном режиме что-то в экономике менять, но при этом понятно, что резко сокращаются мотивации саморазвития. Получается, большая часть экономики государственная, ею управляют наёмные менеджеры – сегодня один менеджер, завтра – другой, процедуры смены команд не слишком прозрачны, причины их смены не слишком понятны. В результате возникает объективная проблема долгосрочных мотиваций к развитию на уровне менеджмента. И никакими долгосрочными стратегиями и программами развития это не исправить. Это будут паллиативные меры, не позволяющие достигнуть эффекта, достигающегося, когда идет взаимообучение, передача лучших практик.
Продолжение следует.
Беседовал Владимир Володин