Андрей Яковлев не первый раз выступает на страницах нашего сайта, высказывая своё мнение по глобальным проблемам развития мировой экономики. Эти проблемы, скорее всего, находятся не в центре внимания большинства наших читателей: у них есть повседневные дела, проблемы и заботы.
Но то, о чём рассказывает Андрей Александрович, влияет на нашу жизнь, на те самые повседневные дела и заботы. Поэтому с глобальными проблемами лучше познакомиться. Хотя бы в столь небольшом объёме.
- Андрей Александрович! В ноябре в русском «Форбсе» появилась Ваша колонка, озаглавленная «Конец конца истории: через 30 лет после падения Берлинской стены мир развернулся в обратном направлении». В ней Вы писали: « По исторической иронии, падение Берлинской стены совпало с выходом статьи, а затем и книги, Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории». Эта книга стала выражением ощущения, что на смену миру, разделенному на противостоящие лагеря, пришел мир либеральной демократии с ее универсальными ценностями. Вместо идеологического выбора (который стал ненужным) люди смогут начать жить простой повседневной жизнью. Именно в этом смысле «история закончилась».
В тот момент казалось, что такой взгляд имел под собой основания. Крах СССР и распад бывшего социалистического лагеря убеждал в том, что модель плановой экономики оказалась неконкурентоспособной, но опыт США и Европы показывал, что существует другая, эффективная модель либерального рынка и демократии, к которой надо стремиться развивающимся странам и переходным экономикам. Возникло простое и понятное видение будущего, на котором мировая экономика и политика держались два десятилетия.
Тем не менее, довольно скоро появились первые сигналы, что отнюдь не все согласны с подобным взглядом на жизнь и на историю (одно из наиболее радикальных проявлений такого несогласия — террористический акт 11 сентября 2001 года, потрясший Америку и весь мир). Полноценное осознание проблем, присущих либеральной модели глобального миропорядка, началось после экономического кризиса 2008-2009 годов».
Вы считаете, что мир стоит на пороге новой эпохи, идущей на смену той, которую символизировало падение Берлинской стены, - эпохи открытых дверей глобализации и так далее.
При этом Вы уверены, что новая эпоха не будет возвращением назад. Страны станут больше заботиться о своих конкретных интересах, своей безопасности.
И вот у нас на днях произошёл резкий конфликт между Россией и Саудовской Аравией, решившими, что их интересы на международном нефтяном рынке серьёзно разошлись. Можно ли объяснить это с точки зрения вступления мира в новую эпоху?
- На мой взгляд, нынешняя ценовая война между Россией и Саудовской Аравией на нефтяном рынке – это частный случай. А когда я говорил и писал по поводу новой эпохи, то имел в виду более широкие процессы, связанные скорее с тем, что происходит в последние несколько лет в Европе и в Америке, а также то, что началось в арабских странах после 2011-го года. Это – ситуация кризиса того глобального капитализма, который выиграл в конкуренции с советской плановой экономикой и воспринимался как безусловно доминирующая модель в течение 25 -30 лет.
Но, начиная с 2008 – 2009-го года стало понятно, что эта модель тоже имеет свои проблемы. Изначально это были экономические проблемы, но затем они всё более стали проецироваться в политическую плоскость. И сейчас видно, что эта модель испытывает очень сильное внутреннее напряжение, что у неё большие внутренние проблемы.
- Андрей Александрович, но ведь любая модель не может не испытывать внутреннего напряжения и внутренних проблем. А уж разнообразные кризисы в капиталистическом, или, как сейчас принято говорить, свободном мире, бывали регулярно.
- И да, и нет.
На самом деле отличие периода 1990-х – 2000-х годов было в том, что в развитых странах масштабных кризисов фактически не было вплоть до 2008-го года. Это были двадцать лет весьма успешного экономического развития. Да, был азиатский кризис, но был региональным и лишь слегка захватил Японию, а в основном это были Малайзия, Южная Корея, затем Россия. Да, был крах доткомов (компаний, чья бизнес-модель целиком основываетя на работе в рамках сети Интернет – В.В.) в Штатах в 2000-м году, но это была отраслевая история, не затронувшая экономику в целом. Это был надувшийся пузырь в конкретной отрасли, который лопнул. Иными словами, было ощущение, что «большая история» завершилась, и теперь все будут заниматься вопросами текущего обустройства в рамках одной общей модели развития.
- Но история ведь закончиться не может.
- Это понятно. В 1989-м году Фукуяма имел в виду глобальное поражение Советского Союза как социально-экономической модели и очевидного превосходства модели западной, понимавшейся уже тогда, как модель англо-саксонская. Хотя есть много литературы про многообразие форм капитализма: модель координируемой рыночной экономики, характерная для континентальной Европы, и модель либеральной рыночной экономики, характерная для Англии и Америки. В 1990-е годы, когда СССР исчез, началась явная экспансия англо-саксонской модели. Этот процесс шёл и в Европе, и в Азии. Он касался и фондового рынка, и организации компаний, а также утверждения определённых принципов демократии.
При этом уже тогда стал формироваться критический взгляд на этот процесс экспансии англо-саксонской модели организации экономики и общества. И в частности, тот же Фукуяма уже в конце 1990-х заявил о пересмотре своих взглядов, выраженных в его книге 1992-го года.
- Но давайте отметим, что за всё это время никто, кроме Китая, ничего реального и успешного этой модели не противопоставил.
- Совершенно верно. Но важно как раз то, что эта модель сама по себе столкнулась с кризисом 2008 года. Этот кризис не был кем-то привнесён, а стал результатом развития самой этой модели и политики ее продвижения в глобальном пространстве. В течение 1990х эта политика, реализуемая Всемирным банком, МВФ и другими международными организациями, строилась в предположении, что есть страны, у которых хорошие институты, а есть остальные страны, у которых институты так себе, и, если взять институты развитых стран и перенести в страны развивающиеся, то будет всеобщее счастье.
- Но понятно, что это невозможно.
- Это кажется очевидным сейчас. Но 25 лет назад это не было столь очевидным. Тем не менее уже к началу-середине 2000х было видно, что попытки «переноса институтов» слишком часто не давали желаемых результатов. А затем ипотечный кризис в США продемонстрировал, что институты развитых стран тоже, мягко говоря, не идеальны. Манипуляции, которые происходили внутри американской банковской системы, – это яркая демонстрация того, что в системе существуют большие проблемы.
А затем выяснилось, что, на самом деле, отнюдь не все люди, живущие даже в самих развитых странах, выиграли от того, что происходило в последние 25 - 30 лет. Пока темпы роста были высокие, были и позитивные ожидания относительно будущего. Люди считали, что у них есть шанс. А когда выяснилось, что завтра стало совсем не таким радужным, началось политическое напряжение в обществе. Этим обусловлены и рост популярности правых популистов в Европе, и избрание Трампа – это следствия разочарования.
Есть ли альтернативные модели? Да, сейчас появился Китай как некая альтернатива.
Была попытка со стороны России позиционировать себя как альтернативу. Но попытка эта явно несостоятельна в силу того, что мы экономически неэффективны.
- Ну, это понятно: страну, чей ВВП составляет меньше 2% мирового, никто не воспримет как альтернативу мирового развития.
- Совершенно верно. Но проблема в том, что у Китая, хоть он, безусловно, очень динамично развивается, своих проблем тоже выше крыши.
Я хочу сказать, что есть общие проблемы глобализации, первая волна которой была в начале ХХ-го века, а на наших глазах прошла вторая волна, которая сейчас явно заканчивается. Помимо того, что есть США и есть Китай, на самом деле, есть и остаётся Евросоюз, который, всё равно, будет куда-то встраиваться. Сейчас ЕС сильно дезориентирован поскольку происходит самоустранение США от решения глобальных вопросов и более того – игра Штатов против ЕС в плане экономики. Это, безусловно, вызывает разочарование европейских лидеров. И они тоже начинают искать какую-то новую модель. При этом надо сознавать, что европейская интеграция породила массу позитивных эффектов для стран-участниц. Но в то же время видно, что бюрократическая модель, выстроенная европейцами, оказывается крайне неповоротливой, когда речь идёт об ответе на новые вызовы.
Беседовал Владимир Володин.