Мы продолжаем беседовать с Евсеем Гурвичем о сегодняшней ситуации в российской экономике и путях выхода из неё.
- Евсей Томович, Вы сказали: «Понятно, что в итоге серьезно снизится и сегодняшняя эффективность нашей экономики, и ее перспективы». Можно развернуть это утверждение? И какое значение имеет дезорганизация?
- Попробую объяснить это более подробно. У нас снизится уровень потребления, инвестирования, количество нового оборудования, которое будет устанавливаться. И в любом случае это не может быть сделано, пока потенциальные новые российские поставщики не станут понимать, где какая продукция может быть востребована.
Кроме того, имеет смысл правительству составить программу преодоления дезорганизации. Я думаю, что необходимо стимулировать освоение новой продукции, и здесь нужна очень тонкая, не прямолинейная поддержка. Нишу, освободившуюся в связи с санкциями, в некоторых случаях могут занять несколько отечественных компаний, и, если правительство будет поддерживать одну из них, нарушится нормальная конкуренция. Если же поддержка будет слишком сильной, мы ослабим стимулы делать импортозамещение хотя бы относительно эффективным – главным станет произвести что-то заменябщее импортную продукцию «любой ценой». Так что формы поддержки надо тщательно подбирать.
- Евсей Томович, вот Вы говорите о программах. Я помню историю программы, которая называлась «Стратегия – 2020». Это была неплохая программа, но она, насколько я помню, не дожила ни до чего: была «положена под сукно», поскольку не отвечала чьим-то конкретным интересам.
- С программой 2020 большая путаница. Сначала правительство разработало Концепцию долгосрочного развития, принятую в конце 2008 года. Горизонтом её был 2020 год. Это была очень оптимистичная программа: к 20-му году страна должна была жить почти при коммунизме. Но реализована она не была, судя по тому, что коммунизм в 2020-м году не наступил. На мой взгляд её фундаментальным недостатком было то, что не были предусмотрены какие-то стимулы. В ней говорилось, что, если предприятия, предприниматели, правительство будут делать то-то и то-то, можно достичь запланированных результатов.
Потом свою программу, формально названную доработкой программы 2020, хотя отношения к ней она не имела, разработали эксперты РАНХиГС и ВШЭ. Там было много предложений, но они очень отличались от линии, проводимой в тот момент: например, предлагалось снижение роли государства во многих отраслях, в то время как реально в этот период роль государства последовательно росла. Поэтому из экспертной программы были использованы некоторые предложения, но в целом она, да, была «положена под сукно».
Однако сейчас мы обсуждаем, что надо делать для преодоления сегодняшнего кризиса, причём я не утверждаю, что правительство будет это делать. Есть вещи, которые дадут некий разовый эффект, но вопрос в том, как и в какие сроки правительство сможет реализовать эти меры, а главное – как и насколько эффективно они будут работать. Но без таких мер будет трудно выйти их кризиса.
Если же говорить о прошлых программах, то у нас хороший опыт преодоления циклических кризисов: мы каждый раз учимся на своих ошибках, совершенствуем свою макроэкономическую политику. Так после 1998 года мы перешли от управляемого курса рубля к управляемому плаванию. После 2009 года объявили о постепенном переходе к плавающему курсу. В конце 2014 года ввели инфляционное таргетирование. Шли изменения и в бюджетной политике. Пандемический кризис мы преодолели лучше, чем предсказывали международные организации. И денег мы потратили меньше, чем многие другие страны, так что, можно сказать, были более эффективны.
Но уже в самом начале мы сказали, что сейчас перед нами стоят структурные проблемы, и здесь у нас практически нет успехов. В 2004 или 2005 году наше правительство разработало программу диверсификации экономики, которая была достаточно разумной: речь шла о том, как уйти он нефтяной зависимости и быстрыми темпами развивать обрабатывающие производства. Предлагалась масса мер поддержки: особые экономические зоны, институты развития, инновационный фонд и так далее.
- Но в результате ведь из этого ничего не вышло.
- Да. Наша доля на мировых рынках высокотехнологичной продукции не увеличилась, осталась такой же низкой. Обрабатывающие производства не росли опережающими темпами.
Ещё в 90-е годы была программа конверсии.
- Была такая.
- Из неё ровно ничего не вышло. Была программа импортозамещения. Все, кто её анализировали, признают, что был ограниченный успех в сельском хозяйстве, но на его достижении сказались и контрсанкции, и девальвация рубля. Условия оказались тепличными. А больше ничего достичь не удалось.
Так что нужны сверхусилия, чтобы на этот раз добиться чего-то большего. Но пока нам нечем похвастаться, и нет каких-то поводов для оптимизма.
Кроме того, есть второе направление деятельности – «неосязаемое»: нужно снизить макроэкономическую неопределённость.
- Что Вы имеете в виду в данном случае?
- Сейчас такой момент: прежний порядок изменился, каким будет новый – неизвестно. Например, что будет с валютными операциями: в марте ввели серьёзные ограничения, некоторые успели после этого несколько раз скорректировать, часть будет действовать до сентября. Что нас ждет дальше : будет ли свободное движение капитала? Будет ли свободная покупка наличной валюты? Сохранится ли плавающий обменный курс и инфляционное таргетирование? Ничего этого не известно.
Минфин объявил, что бюджетное правило временно приостанавливается. Будут новые бюджетные правила? Каковы будут их количественные и качественные показатели? Какие возникнут новые бюджетные обязательства? Я не военный специалист, но полагаю, что в ходе специальной военной операции потрачена существенная часть вооружений, и эти запасы нужно будет восполнять. Сколько это потребует денег?
- Думаю, немало.
- Вероятно.
Вот, например, МВФ прогнозирует, что у нас в этом году на 11% снизятся доходы бюджета в реальном выражении, в последующие пять лет – на 15%, по сравнению с 2021-м годом. Учитывая, что по прогнозам того же МВФ и других международных организаций цены на нефть в этом году ещё будут высокими, но, начиная со следующего года, станут снижаться (а, кроме того, увеличился разрыв цен на нефть Brent и Urals), в серьёзность их оценки наших перспектив можно поверить. Можно опасаться, что цена на российскую нефть марки Urals может упасть, а её добыча уменьшится. В то же время ненефтегазовые доходы тоже могут упасть из-за резкого сокращения импорта необходимой нам продукции. В связи с этим упадёт и оплата труда, а за ней – собираемость налогов.
Что делать в таком случае? Пойдёт ли правительство на повышение налогов? Будут сокращаться расходы? Если не делать ни то, ни другое, как справиться с возросшим бюджетным дефицитом, из каких источников его закрывать.
- У нас же до сих пор был профицит бюджета. Правда, это было до 24 февраля.
- Был, но не такой большой. Это был профицит в условиях экстремальных цен на нефть, а их по прогнозам скоро не будет. А без чёткого понимания перспектив нет смысла делать инвестиции. Если вы не понимаете, какая будет инфляция, какой будет курс рубля (и даже – какие будут правила определения этого курса), что будет с налогами, вы не можете рассчитать доходность своего проекта. Поэтому неопределённость – главный враг инвестиций.
В США, в штате Вайоминг, в городе Джексон-хоул каждый год собирается руководство ФРС вместе с представителями международных организаций и рядом наиболее признанных экспертов. Они обсуждают макро-проблемы. И в августе 2020 года, когда распространялась пандемия, был сделан доклад, где объяснялось, что в спаде, наблюдавшемся в это время, ведущую роль играла неопределённость, возникшая в связи с эпидемией коронавируса. В первую очередь, это касалось бюджетной политики. Как было сказано, это усиливает спад и препятствует выходу из кризисной ситуации.
Понятно, что нашему правительству трудно работать в условиях неопределённости. Но, чем скорее оно объявит хотя бы рамочные условия дальнейшей деятельности, тем быстрее начнётся выход из кризиса. При этом понятно, что речь не идёт об объявлении будущего курса рубля, а именно о правилах игры.
Понимание плана выхода из дезорганизации и понимание макроэкономических условий игры – два главных, на мой взгляд, фактора, два главных направления, по которым можно работать.
Беседовал Владимир Володин.