Благие начиная реформаторов тонут в «методологических диверсиях» чиновников. Все это превращает закон и реформу в профанацию, считает Александр Рубцов, руководитель Центра исследования идеологических процессов Института философии РАН.
Прежде Рубцов работал предправления Национального института технического регулирования, а еще раньше – замруководителя Экономической рабочей группы при администрации президента, занимавшейся вопросами технического регулирования. Opec.ru попросил Рубцова прокомментировать проблемы реформы технического регулирования, обсуждение которых было начато в статье о докладе Полины Крючковой (ВШЭ) и интервью с Сергеем Мигиным (НИСИПП).
Основными целями реформы были и остаются:
- снижение административного давления на бизнес, устранение массовых злоупотреблений со стороны регуляторов и контрольно-надзорных органов;
- создание в России современного технического законодательства;
- приведение нормативной базы и системы процедур в соответствие с принятыми в мировой практике правилами.
Для этого необходимо
- свести к минимуму, а в итоге прекратить ведомственное нормотворчество;
- разделить совокупность технических норм на две категории: обязательные требования – только в технических регламентах, остальное – в добровольных стандартах;
- устранить государственную монополию на разработку технических норм и правил, максимально вовлечь предпринимательское и экспертное сообщество в процесс нормотворчества.
Принятый в 2003 г. закон «О техническом регулировании» положил начало этому процессу. Несмотря на серьезные трудности и издержки, была разработана методологическая база, создана система управления реформой, разработано значительное количество вполне приемлемых проектов технических регламентов. В этих проектах можно находить недостатки, но они в любом случае на порядок лучше той избыточной, непрозрачной и внутренне противоречивой нормативной базы, которая действует до сих пор.
Разработать основную часть технического законодательства до 2010 года было вполне возможно. В то время, когда реформу специально не тормозили, процесс шел вполне нормальными темпами. Однако из общего срока пробуксовки реформы надо исключить абсолютно бесплодный период, когда реформу вел бывший Госстандарт, а затем и тот период, когда работы были практически свернуты эпопеей с подготовкой поправок в Закон, по сути дела, прекращающих реформу.
В ходе принятия поправок закон оказался менее определенным. Однако в целом ревизии реформы не произошло: при любой трактовке новых туманных формулировок остается очевидным, что обязательные нормы нигде, кроме технических регламентов, и в рамках нынешней редакции закона содержаться не могут. Идея возврата к обязательности стандартов, в том числе через систему ссылок, не прошла.
Однако реформа оказалась частично кастрированной: из сферы технического регулирования были изъяты процессы, непосредственно не связанные с обеспечением параметров продукции. В результате создана беспрецедентная и нелепая ситуация, в которой нормативная база распилена надвое. Теперь, чтобы провести реформу в части исключенных процессов, надо принимать для этих процессов практически полный аналог закона о техрегулировании, создавать параллельные и откровенно дублирующие структуры (правительственные комиссии, экспертные советы и пр.), заново запускать изъятую часть государственной программы разработки регламентов. И все это под совершенно неграмотным предлогом гармонизации с нормами ВТО. России попытались навязать модель, принятую не в других государствах, а в международном торговом союзе (ориентированном исключительно на продукцию).
Силы противодействия реформе очевидны – они высчитываются по раскладу ведомственных интересов. Прежде всего это утрата влияния при переходе к добровольности стандартов. В торможении реформы также заинтересована та часть бизнеса, которая лучше себя чувствует не при соблюдении сокращенных, но прозрачных норм, а в неформальных отношениях с соответствующими ведомствами.
Подавляющая часть бизнеса в реформе жизненно заинтересована, что показали первые этапе ее реализации. Однако бизнес будет участвовать в процессе только при условии, что политическая воля будет жесткой и однозначной, а методологические диверсии, построенные на подтасовках и дезинформации – прекращены.
Анастасия Астахова