Владимир Буев, вице-президент
Национального института системных
исследований проблем предпринимательства

Сколько себя в рыночной экономике помню, столько и идет «активная борьба» с «контрафактом» и «фальсификатом» (если «поймают», становящимися «конфискатом»).

Новость о внесении правительством в ГосДуму законопроекта (поправки в УПК и КоАП) о том, что конфискованный контрафактный товар будет не передаваться на реализацию, а уничтожаться, не особо заинтересовала российские СМИ, хотя пара-тройка изданий в освещении темы все-таки отметилась. Отсутствие интереса в принципе понятно: уж сколько их упало в эту бездну, а строгое российское правоустановление всегда компенсируется совершенной необязательностью и сугубо индивидуальным и человеческим (даже порой чересчур человечным) подходом при его применении.

Какие же официально заявленные причины и мотивы сподвигли ответственных (и безответственных) чиновников в исполнительной ветви власти подготовить проект столь строгих решений?

Первое — дать возможность легальной российской промышленности вдохнуть кислорода полной грудью, развернуться во всю мощь и стать сильной и конкурентоспособной. Сегодня продукция отечественной легкой (текстильной) промышленности, будучи даже на внутреннем рынке неконкурентоспособной по цене в сравнении с турецкими, китайскими и прочими «аналогами», год от года теряла рынок сбыта. Представители отрасли много лет (в общем, долго) то ли лоббировали, то ли канючили во властных экономических кабинетах (и коридорах), что турки и китайцы гонят в Россию некачественный и нелегальный ширпотреб (то же самое силами дармовой юго-восточной рабочей силы «штампуется» на нелегальных «отечественных» фабриках), а родная промышленность тем временем «тихо загибается». Ну и были, наконец, «услышаны наверху». Так сказать, и повод, и экономическое обоснование в наличии имеются. Главное ведь – начать.

Второе – снизить коррупционные риски и стимулы правоохранительной, судебной и исполнительной цепочки к изъятию «административной ренты». Сегодня схема реализации неопасного для жизни и здоровья человека  «контрафактного конфиската» такова: правоохранитель изъял – суд приговорил – Росимущество выставило на торги – «аккредитованная» компания продала – все богаты, рады и счастливы. И самое главное – в этом хорошо отлаженном механизме «учтен» не интерес какого-то абстрактного и непонятного государства, а интерес конкретных персоналий, стоящих рядом с конкретным (каждый со своим, разделение труда) звеном по всей длине цепочки. Ведь формально (для бюджета) «продажа» контрафакта осуществляется по ценам, которые могут быть в десятки раз ниже реальных рыночных, а основная часть маржи остается там, где создается «добавленная стоимость» (то есть в конечной точке, но не «производства», а «реализации» продукта), при этом начальная и промежуточные «звенья» тоже не остаются внакладе.

Главное ведь не то, сколько продукт стоит реально, а кем и как он формально «посчитан» (оценен). В 2012 году бюджет получил всего 145 миллионов рублей при том, что даже по официальным данным госбюджетные затраты на обслуживание самого процесса доведения конфискованного «контрафакта» до конечного потребителя в полтора раза превышали полученный от его реализации доход. В целом, по оценкам МВД, доля контрафактной продукции составляет порядка 20% рынка (в легкой промышленности – больше 30%).

Есть место и для простого, и для расширенного «самовоспроизводства», включая отладку механизмов работы нелегальных рынков. Высшая власть и решила: если все равно не получается эффективно хозяйствовать, то «уж коли зло пресечь, собрать [весь контрафакт] да сжечь» (пустить под бульдозер и захоронить на мусорных полигонах).

Между тем представляется, что вряд ли суровое указание о применении тяжелой спецтехники в кратко- и даже среднесрочной перспективе устранит хотя бы одну из перечисленных выше «причин». Одним «подбульдозерным актом» можно лишь на бумаге «уничтожить» контрафактный товар, другим актом — списать расходы по обеспечению такого «уничтожения», но его теневой рынок от этого не станет «шагреневой кожей».

На выдумку в России хитра не только «голь» (а в подобных делах – как раз совсем не «голь»). Норма прибыли в случае запуска «новых механизмов уничтожения» становится просто колоссальной, ведь даже формально делиться с бюджетом становится излишним. Как известно (пусть и не от классиков), «при 300% прибыли нет такого преступления, на которое не рискнул бы» пойти [российский чиновник], «хотя бы под страхом виселицы»…