О том, как малый бизнес подошёл к нынешнему резкому изменению условий существования и каким видится его будущее, мы беседуем с Александром Чепуренко.

- Александр Юльевич, 24 февраля стало как бы границей между двумя реальностями: очень многое изменилось сразу. Настало другое время, и, например, к интервью с Борисом Овчинниковым, посвящённому интернет – торговле, которое я брал 19 февраля, а вышло оно 25-го, кто-то сразу написал комментарий: «Это – новости вчерашнего дня». Уже наступила иная реальность.

А в самом начале февраля на RBC. Ru появилась статья «Ниже радара: чем живут самые маленькие предприятия России». В ней Вы выступали одним из экспертов.

Там приводятся такие цифры: «На малый бизнес приходится примерно пятая часть ВВП. По итогам 2019 года Росстат оценил этот вклад в 20,6%, но в 2020 году пандемия ударила по сегменту. Несмотря на стимулирующие антикризисные меры, это сказалось на цифрах: по оценке Национального рейтингового агентства, в 2020-м доля сегмента в ВВП сократилась до 19,8%».

Честно сказать, эти цифры вызвали у меня сомнение: в 20-м году малый бизнес так громко вопил, что он гибнет, а здесь разница в 0,8%.

- Ну, мы должны учитывать сразу несколько вещей. Первое – была проведена перепись. Любая перепись показывает, что предшествующие расчёты, которые делались на основе выборки, построенной по результатам предыдущей переписи, были (как бы это помягче сказать) очень приблизительными. Чем дальше от прошедшей переписи, тем больше меняется реальная структура, и, соответственно, тем меньше статистическая выборка её отражает.

Вот эти цифры – 19,8% и 20,6%: если бы речь шла о разнице в три, пять, восемь процентов, можно было бы о чём-то рассуждать. Но, поскольку разница менее одного процента, мне кажется, что это неважно: стало на полпроцента больше или меньше – погрешности есть при любом учёте.

Что, на мой взгляд важно? Крики «мы гибнем» были в основном весной двадцатого года. Тогда внезапно обрушилась пандемия, никто не знал, сколько она продлится, никто не знал, как с ней бороться, не было никаких вакцин, никаких протоколов лечения.

Тогда было принято решение закрыть экономику. Закрыли. Люди сели на мель. И предприниматели, и их клиенты. И я хорошо помню разговоры того времени в соцсетях: всё погибло, всё умерло.

Но как только государство запустило меры поддержки бизнеса (я не буду сейчас обсуждать, насколько они оказались действенными), ситуация начала меняться. Когда мы проводили опросы общественного мнения с ФОМ, то увидели, что довольно значимая часть малых предпринимателей смогла этими мерами поддержки воспользоваться. Причём их было гораздо больше, чем я ожидал в самых оптимистических прогнозах.

- А ведь критики этих мер было очень много.

- И тем не менее.

Что теперь важно, на мой взгляд, - это внутренние процессы, происходящие в малом бизнесе. Результаты переписи отражают ускоренное сокращение сегмента средних предприятий. Одновременно растёт сегмент малого бизнеса. Но что растёт? Растёт самозанятость, которую мы теперь стыдливо стали причислять к малому бизнесу, хотя самозанятость и малый бизнес – это, как арбуз и тыква: оба круглые, оба лежат на бахче, но всё-таки немножко разные ягоды.

Тем не менее у нас самозанятых стали причислять к малому бизнесу, и теперь мы видим победные реляции: смотрите, как у нас хорошо развивается малый бизнес, и занятость растёт. Но мы должны понимать: чем меньше предприятие, тем, при прочих равных условиях, там ниже производительность труда. И это означает, что при таких изменениях структуры малого бизнеса занятость, да, будет расти, и, да, по количеству субъектов малого предпринимательства мы, может быть, не так уж просели. Но, понятно, что мы сильно потеряли в производительности труда и, соответственно, в реальной экономической эффективности сектора. Отсюда его вклад в ВВП мог заметно сократиться. Однако, это – милая спокойная жизнь, которой мы жили во время пандемии. Сегодня мы оказались в совершенно иной ситуации.

- Увы, то, о чём мы говорили, это вчерашний день, а сейчас у нас совершенно другая реальность. Россия оказалась под очень серьёзными санкциями, которые усиливаются буквально каждый день и, судя по всему будут усиливаться и дальше (во всяком случае, пока не закончится конфликт с Украиной). Это ударит в итоге по всем, в том числе по малому бизнесу.

Мы знаем, что 28 февраля ключевая ставка Центробанка выросла до 20%. Это значит, что ставки банков будут ещё выше. Как малому бизнесу с такими ставками брать кредиты? Он окажется отсечён от них.

Я правильно оцениваю ситуацию?

- Да, правильно. С этой точки зрения, мы возвращаемся в начало 90-х. Но в начале 90-х мы не были отрезаны от мирового рынка. И, строго говоря, довольно большой сегмент малого бизнеса, который занимался по сути перевалкой – мелкооптовым импортом, не особенно ориентировался на банковский кредит: он ему не был нужен. Деньги занимали у друзей и знакомых, оплачивали какую-то фуру, которая везла чего-то там из Европы, в основном съестное…

- Или дешёвое барахло.

- Да, товары повседневного пользования, на которые здесь был повышенный спрос.

Эта фура быстро продавалась, деньги отбивались, то, что было взято в долг у знакомых, возвращалось и так далее.

- А на прибыль заказывалась новая фура с проверенным уже ассортиментом товаров.

- Да, заказывалась новая фура. Если было нужно, опять по друзьям и знакомым собирались деньги.

В чём отличие нынешней ситуации? Вот этого бизнеса сегодня не будет.

- Не побегут «челноки» с клетчатыми баулами.

- Весь тот бизнес, ориентированный на экспортно-импортные операции – его сегодня нет.

- Но Турция, столь любимая «челноками» начала 90-х, пока осталась.

- Да, Турция пока осталась, но мы же понимаем, что, в отличие от начала 90-х годов, когда Турция, Китай, другие страны, куда «челноки» летали, казались этаким Клондайком, сегодня всё уже не так. Сегодня малый бизнес находится не в таком архаичном состоянии. И потом вспомним: там были законтрактованы достаточно серьёзные поставки не только из Турции и Китая, но и из стран Западной Европы, Северной Европы. И в поставках этих была не только кожгалантерея и золотые цепочки, и не только спирт Royal. Теперь же с этим бизнесом, видимо, придётся проститься и искать какие-то другие области для предпринимательской деятельности.

Теперь о другом сегменте – о бизнесе гостеприимства или туризма. Конечно, он пострадал уже в период пандемии. Отчасти он стал в последний год подниматься за счёт внутреннего спроса. Что будет теперь с этим бизнесом, который начинал диверсифицироваться и не развиваться только за счёт гостеприимства здесь, но и на внешнем рынке? Считайте, что внешнего рынка больше нет.

Окончание следует.

Беседовал Владимир Володин.