Мы продолжаем беседу с Андреем Яковлевым о проблемах мировой экономики, связанных с пандемией коронавируса.

- Андрей Александрович, мы говорили с Вами об изменении модели поведения людей в связи с пандемией. Это изменение сейчас только начинается. А в чём оно может выразиться и как воздействовать на экономику?

- А это будет, например, выражаться в том, как люди ездят на транспорте. Вот мой коллега из ВШЭ Михаил Яковлевич Блинкин последние несколько лет развивал и обосновывал концепцию, согласно которой заканчивается эра личного автотранспорта: просто потому, что экономически он становится невозможен для больших городов. И поэтому объективно должен происходить (и происходил) возврат к общественному транспорту, включая его беспилотные варианты. Но вся эта концепция исходила из дальнейшего роста мобильности и все более активного перемещения людей на большие и малые расстояния.
Однако сейчас в связи с пандемией многие перешли на «удалёнку», стали гораздо меньше ездить и в целом спрос на транспортные услуги упал. В еще большей степени это касается авиа- и железнодорожного транспорта. Там же, где поездки остаются необходимы, многие предпочитают ездить на своих машинах, а не толкаться в общественном транспорте, где возможность заражения довольно высока.
То есть объективно изменилась модель поведения потребителей транспортных услуг. И не только на период кризиса – это будет надолго. Такое изменение в поведении потребителей будет вести к структурной перестройке многих отраслей, когда тот же туризм явно будет сжиматься, как и концертная деятельность, спортивные мероприятия и так далее. Скорее всего, многое будет переходить в онлайн, и это будет оказывать серьёзное влияние на целые отрасли сферы услуг.

- Если говорить, например, о концертах, то они уже в целом ряде стран переходят в онлайн.

- Да. Но я хочу вернуться к вопросу: могут ли целые отрасти и даже государства стать банкротами. Насчёт государств я думаю, что этого не будет. Даже, если речь пойдет о государствах, чуть ли не на 100% зависящих от туризма, как упоминавшаяся ранее Черногория. Вспомните наши 1990-е годы: мы не Черногория – мы гораздо севернее, но на фоне остановившихся производств и массовых неплатежей очень многие (особенно в регионах) жили за счёт собственного подсобного хозяйства. Да, натуральное хозяйство – это возвращение назад на столетия. Тем не менее вариант, когда люди сами для себя что-то выращивают и так живут – это, конечно, совсем не то, к чему мы привыкли, но технически он возможен.

- Безусловно, возможен, хотя, с другой стороны, Средние века давно закончились.

- С одной стороны, конечно, закончились. Но, с другой стороны, по тому, что мы наблюдаем, с точки зрения политических проблем: и нынешних американских, и турецких… Я не скажу, что мы туда возвращаемся, но то, что мы двигаемся назад по целому ряду параметров (или осей) – это так, к сожалению.

- Да. Увы! Модернизированный вариант.

 - Технологии, безусловно, другие, но посмотрите на историю об авторитарном и тоталитарном обществе. То, что творилось лет 80 назад, и, казалось, навсегда рухнуло 30 лет назад, сегодня возвращается семимильными шагами. И как-то не очень заметно, что этому может помешать. Если брать не Китай, а ту же Америку, то ведь истории, основанные на тотальной слежке, происходят и там: вспомните Сноудена и деятельность АНБ.

- Но, даже если мы отмечаем такие явления в политике, как они сказываются на экономике? Почему мировая экономическая система оказалась (а я уже неоднократно слышал и читал такие мнения) не готовой к испытанию пандемией? Или Вы не согласны с таким мнением?

-  Я бы не стал резко разделять экономику и политику: они очень тесно взаимосвязаны. Скажем так: не готовой к коронавирусу оказалась не только экономика. Не готовой к нему во многом оказались политические элиты и политические системы. И, с точки зрения восприятия этого кризиса и остроты прохождения через него, здесь есть существенное отличие между континентальной Европой, включая Скандинавию, с одной стороны, и США и Великобританией – с другой. Да, в Европе есть Италия и Испания. Но в качестве ярких примеров я рассматривал бы Германию и Швецию. Уже в марте Германия ввела жёсткие карантинные меры, там сильно просела экономика, но это было сделано, а экономике очень быстро была оказана существенная поддержка. Швеция на карантин фактически не переходила и каких-то гигантских денег в экономику не закачивала. Кто был более прав – покажет время. Тем не менее это был определённый политический выбор, который был озвучен властями и был принят гражданами и в одной, и в другой стране, хотя модели реакции на кризис были принципиально разными. Но для меня здесь важно, что и в той, и в другой стране не было раскола ни в элитах, ни между элитами и более широкими социальными группами. И ровно обратная ситуация наблюдается в Великобритании после Брекзита и в США после избрания Трампа в 2016 году. И это уже не про экономику – это про политику. Этот раскол в обществе существенно затрудняет реакцию на пандемию и на кризис. 
Все знают про движение ‘Black Lives Matter’, вспыхнувшее в США в ответ на гибель афроамериканца в момент задержания его полицейскими, и про то, что США оказались не очень успешны в противодействии пандемии коронавируса. Но гораздо меньше знают о том, что смертность от Covid19 в США среди черных американцев оказывается в два раза выше, чем среди белого населения (https://www.apmresearchlab.org/covid/deaths-by-race) – просто потому, что большинство черных американцев по-прежнему не имеют доступа к медицинской помощи. Также меньше о том, что согласно официальной статистике в США среди афроамериканцев в сравнении с белыми в несколько раз больше преступников и в разы выше склонность к насильственным действиям, включая применение оружия. И поэтому действия полицейских, которые начинают стрелять по афроамериканцам при задержании их в момент совершения правонарушений, определяется не столько расизмом, сколько рациональной логикой, основанной на этой статистике. 
Но важно понимать, что в основе этой статистики лежит реальная социальная проблема и реальное социальное неравенство. Как недавно отмечал Олег Цивинский из Йельского университета, различие качества образования между школами в разных районах одного и того же американского города оказывается в разы выше, чем аналогичные различия в российских городах. Множество афроамериканцев в США до сих пор живут в районах, где нет нормальных школ. У детей нет возможности нормально учиться, и их траектории дальнейшей социальной мобильности оказываются предопределены. 
Иными словами, декларированное еще в конце 1960-х годов политическое равенство не обеспечило равных условий в доступе к возможностям. Расовая дискриминация сохраняется не на уровне того, что афроамериканцев не допускают до выборов или дискриминируют при приеме на работу. Причины неравенства более фундаментальны и сейчас довольно четко видно, что американская политическая система и система госуправления оказались неспособны решить эту проблему.    
Куда легче преклонить колено, сказав, что жизни чёрных важны, чем провести необходимые реформы, которые наступают на интересы элит и определенных социальных групп. То есть корень проблем оказывается не в экономике, а в политике.

Окончание следует.

Беседовал Владимир Володин.